Пиранья. Звезда на волнах - Бушков Александр

Мэй Лань, брезгливо покривив полные губы, высмотрела свободный столик и решительно провела туда Мазура. Официантка подбежала на удивление резво – должно быть, нездешний вид сих молодых людей разбудил в ней надежду на чаевые. Правда, заказ ее явно обескуражил спартанской простотой – но она без скрипа приперла две бутылочки пива и разочарованно удалилась. Стаканы были, в общем, чистые, бывало и хужее…

– И что дальше? – тихо спросил Мазур.

– Подожди, попробую его высмотреть… Ага, вон он…

Мазур присмотрелся. Субъект лет шестидесяти, выглядевший так, словно его последние пару часов крутили в стиральной машине, не сняв предварительно одежды, сидел за хлипким столиком в гордом одиночестве, подперев голову руками, вперив замутненный взор в наполовину опорожненную бутылку с чем-то прозрачным так, словно, буквально приняв известную латинскую пословицу, пытался усмотреть в сосуде некую истину. Физиономия унылая, исполненная житейской безнадежности.

– Сейчас я его вытащу, – сказала Мэй Лань, встала и энергично направилась к незнакомцу.

Рядом с Мазуром моментально нарисовался потасканный здоровяк, вроде бы европейского происхождения, покачался и спросил на неплохом английском:

– Эй, приятель, продаешь девочку?

Нравы здесь, надо полагать, были непринужденными.

– Исчезни, крокодил трипперный, – сказал Мазур, не поворачивая головы. – Кишки на вентилятор намотаю, тварь…

– Я понял… – сговорчиво промычал верзила и убрался, пошатываясь.

Мэй Лань, стоя над созерцателем сосуда, что-то пыталась ему втолковать. Тот слушал, но воспринимал реальность не без труда. Ну, кажется, дошло… Он встал и прямиком побрел к Мазуру. Плюхнувшись за его столик, уперся мутным взором, прохрипел:

– Приветствуем вашу милость… Эх ты, не понимаешь ни слова, мизерабль наглаженный…

Сказано это было по-русски. Мазур, не дрогнув лицом, совершенно равнодушно восседал за столом с видом Большого Босса. Как и надлежало по роли, вопросительно воззрился на девушку. Она торопливо пояснила пьяному:

– Я же говорила, мистер Багрецофф, он совершенно не понимает по-английски…

– Я с ним по-русски разговариваю, – пробурчал мистер Багрецофф.

– Русского он тем более не понимает, откуда? Пойдемте? Мне кажется, вы не вполне адекватны…

Багрецов поднял голову:

– Если вы мне, красавица, покажете обещанные деньги, я тут же буду адекватен, честное слово… Пойдемте… – пробурчал он, поднялся первым и, пошатываясь, направился к выходу.

Придержав Мазура на миг, Мэй Лань достала из сумочки лист бумаги и проворно сунула его во внутренний карман белого Мазурова пиджака:

– Когда зайдет речь, достанешь и отдашь мне… Усек?

– Ага, – сказал он хмуро.

Именно в этот миг он заметил двух мрачных субъектов европейского вида, торчавших в вестибюле у двери. Что-то очень уж проворно оба отвернулись, сделав вид, что глазеют на улицу, где не происходило ровным счетом ничего интересного. Очень уж приличный у них вид для этого заведения… Те, из «ситроена»? А может быть…

Судя по взгляду Мэй Лань, она тоже заметила тех двоих, но и ухом не повела, поднимаясь рядом с Мазуром по застланной пыльным ковром лестнице на второй этаж.

Номер Багрецова полностью соответствовал внешнему облику заведения – крохотный, меблированный со спартанской простотой. Поскольку хозяин плюхнулся на единственный стул, проворно вытащив из внутреннего кармана мятого пиджака прихваченную со столика бутылку, Мазуру ничего не оставалось, кроме как стоять с брезгливым видом у окна. Скрестив руки на груди и вздернув нос с величием истого аристократа, он бросил спутнице пару фраз на фантастическом наречии, включавшем и пару ходовых словечек из скандинавских языков, и собственную импровизацию.

Мэй Лань, глазом не моргнув, обратилась к Багрецову по-английски:

– Господин желает знать, способны ли вы в нынешнем вашем состоянии точно перевести русские слова…

– Как только увижу денежки, запросто, – сообщил тот, печальным взором проследовал за бутылкой, выхваченной у него девушкой из-под руки и поставленной подальше на подоконник. – Как только, так сразу, что нам стоит…

Мазур взирая на соотечественника без малейшей доброжелательности – вопреки расхожим штампам, он вовсе не собирался умиляться только оттого, что этот тип с русской фамилией бухтит на родном языке. Этакий вот соотечественник ему категорически не нравился. Для власовца вроде бы молод, но не в том дело. Тогда, в Африке, недоброй памяти князь Акинфиев, его благородие, был откровенным врагом, несмотря на преклонные годы, – но чертов князь при всем при том был и личностью, волком зубастым. А этот человеческий обломок ничего, кроме брезгливости, не заслуживает…