Тайна Леонардо - Воронин Андрей

– Но как?!

– Помните, я говорил, что у Кота с собой была сумка? Ну вот... Сами посудите, что в ней могло лежать? Инструменты для взлома были у Бека, электронная аппаратура – у Клавы, оружие – у меня... А Кот был из тех, чей главный и единственный инструмент находится внутри черепной коробки. Золото они складывали в полиэтиленовые пакеты, а куда подевалась сумка, я ума не приложу. Во всяком случае, в зале, где расположилась испанская выставка, я ее уже не видел. Думаю, Кот незаметно поставил ее по дороге в какой-нибудь угол, а остальное было уже делом техники. Такой человек, как Короткий, мог остаться незамеченным даже для сидевшего за монитором Клавы. Думаю, он подменил картину, пока мы возились с этим золотом, а может, и пока за нами гонялись по первому этажу. Во всяком случае, времени у него было сколько угодно. Не знаю, как он покинул Эрмитаж, но думаю, что это произошло утром, когда музей открыли для посетителей.

– Но откуда там взялся ОМОН? – спросила Ирина. – Это ведь не вы его вызвали, правда? – обернулась она к генералу.

– Это тоже темная история, – ответил тот. – Получается, что ОМОН никто не вызывал и уж тем более никто не отдавал приказ стрелять на поражение. Установить, кто именно из бойцов произвел тот выстрел, так и не удалось. Возможно, внутреннее расследование и закончилось результативно, но нас с этими результатами милицейское руководство ознакомить не захотело. Это что-то вроде круговой поруки, у меня иногда создается впечатление, что эти ребята воюют со всем светом, для них свои – это товарищи по оружию, а все остальные – враги, с которыми незачем церемониться.

– Но ведь захватом кто-то руководил, правда?

– Руководил, – согласился Федор Филиппович. – Полагаю, именно этот человек и отдал снайперу приказ выстрелить в Васильева. Фамилия его была Верещагин. Майор Верещагин, да...

– Его допросили?

Федор Филиппович с улыбкой покачал головой и отхлебнул кофе.

– У вас железная хватка, Ирина Константиновна, – похвалил он. – Слушайте, бросайте вы свое искусствоведение и переходите ко мне в отдел! Ну-ну, я пошутил, не надо хмуриться... Отвечаю на ваш вопрос. Майора Верещагина нам допросить не удалось, поскольку в ту же ночь, возвращаясь домой с... гм... в общем, с работы, он остановил машину в неосвещенном переулке и пустил себе пулю в висок из незарегистрированного пистолета системы "браунинг".

Ирина ахнула.

– Как?! Зачем?

Федор Филиппович пожал плечами.

– Лично я, – сказал он, – вижу только одну причину: ему очень не хотелось встречаться с нами и объяснять, каким образом он со своими бойцами очутился возле Эрмитажа и на каком основании отдал одному из них приказ стрелять в безоружного человека... в единственного, кто мог вывести нас на след заказчика.

– Не понимаю, – хмурясь, сказала Ирина. – Разве из-за этого стреляются?

– Вот и я в этом усомнился, – признался Потапчук. – Верещагин был у начальства на хорошем счету, и вообще... А машину, за рулем которой застрелился, приобрел буквально за пару дней до ограбления и даже не успел за нее до конца расплатиться.

– Интересно, на какие деньги он купил новую машину, – заметила Ирина.

– Я же говорю, вы прирожденный сыщик, каждый ваш вопрос бьет прямо в цель... Выяснить, откуда у него деньги на покупку нового автомобиля, также не удалось. Еще мне было непонятно, как это двухметровый омоновец, воплощение, так сказать, мужской свирепой силы, сообразил стреляться из мелкокалиберного браунинга. Это ведь, строго говоря, не оружие. Стреляя себе в голову из такого ствола, невозможно быть уверенным в результате, пуля может просто не пробить череп или изменить направление... Да-да, уж вы мне поверьте! В мировой практике известны случаи, когда пуля, выпущенная в висок из вполне серьезного, солидного пистолета, описывала дугу вдоль внутренней поверхности черепа и выходила через другой висок, не причинив горе-самоубийце сколько-нибудь существенного вреда...

Ирине удалось справиться с внезапным приступом тошноты, не дрогнув ни одним мускулом лица. Во всяком случае, она очень на это надеялась, потому что усевшийся напротив Сиверов внимательно наблюдал за ее реакцией, подняв на лоб свои темные очки.

– Словом, – продолжал Потапчук, – непроясненных моментов в этом самоубийстве было столько, что даже у непосредственного руководства Верещагина возникла масса вопросов. Они затеяли расследование, к которому мы с Глебом сумели негласно подключиться. Оно, увы, не дало никаких результатов, если не считать результатов вскрытия, которые показались нам очень любопытными. Оказывается, перед тем как пустить себе пулю в висок, Верещагин получил дозу дорогостоящего синтетического наркотика, близкую к смертельной. Этот наркотик считается практически безопасным и применяется, как правило, в платных хирургических клиниках – например, в челюстно-лицевой и пластической хирургии. Но доза... Я говорю "близкую к смертельной", потому что он ведь был очень сильным человеком, другого такая доза убила бы на месте... Во всяком случае, даже оставаясь живым, он наверняка не был способен двигаться и совершать какие бы то ни было действия – неважно, осознанные или нет. Наркотик был введен внутримышечно – иглу воткнули в плечо, прямо сквозь одежду.