Формула смерти - Воронин Андрей

– Тимур, ты где? – крикнул Раймонд. – Где все?

Никто ему не ответил, дом наполняла зловещая, вязкая тишина.

Ирина закричала.

– Заткнись! – услышала она голос Рената. – Заткнись, а то я прострелю тебе голову!

– Раймонд, открывай гараж! – Ренат уже сел за руль. Он повернул ключ в замке зажигания.

Быстрицкая сжалась на переднем сиденье. Раймонд возился с замком.

Глеб в это время спускался по лестнице в гараж. Он слышал голоса, грохот поднимаемой роллеты.

– Да помоги мне, черт подери! – крикнул Раймонд, не в силах поднять заклинившую роллету.

Ренат взглянул на Быстрицкую, схватил ее за плечо и ударил по голове рукояткой пистолета. Ирина потеряла сознание. Ренат выскочил из машины. Вдвоем с Раймондом они подняли роллету на высоту, достаточную для того, чтобы смогла проехать машина. Глеб четко видел два мужских силуэта, на мгновение застывших в проеме.

Он поднял пистолет и четыре раза нажал на спусковой крючок. Сиверов стрелял в руки. Роллета с грохотом упала вниз, придавив и Рената, и Раймонда. Глеб не спеша подошел и ногой откинул пистолеты. Раймонд зажимал ладонью рану, хрипел, Ренат корчился от нестерпимой боли – пуля раздробила плечевой сустав. Глеб за ноги втащил Раймонда в гараж, наступил ногой на горло Ренату.

– Где Ирина? – Глеб всунул ствол пистолета в рот Раймонду. – Где Ирина, я у тебя спрашиваю?

– В машине… – выдавил из себя Ренат.

Небо расколола вспышка молнии.

* * *

Когда на рассвете приехал Потапчук и его люди, Глеб на кухне варил кофе. Связанные Раймонд и Ренат лежали в подвале.

– Можете продолжить игру, Федор Филиппович. У меня не было выхода. Только из уважения к вам и вашей работе я их не пристрелил. Возьмите диски. Переправить их они не успели, лишь скопировали.

– Где копии?

– Их переправит в Америку Екатерина Маслицина. Я бы на вашем месте проследил ее до самого адресата, чтобы знать, кто именно должен получить их в Штатах.

* * *

Екатерину Олеговну Маслицину арестовали в Шереметьево. У нее был билет до Франкфурта, там она должна была пересесть на другой рейс до Нью-Йорка, где ее должны были встретить друзья Ахмедшина.

Двадцать пятого августа Глеб позвонил Потапчуку. Тот был удивлен.

– Как, ты еще здесь? Ты никуда не уехал?

– Здесь, слушаю музыку.

– Какую? – с досадой в голосе поинтересовался генерал.

– Замечательную музыку, Федор Филиппович. Хочу, чтобы и вы послушали. В двадцать один тридцать я вас жду.

– Ты приглашаешь меня на домашний концерт?

– Приходите.

В двадцать один тридцать генерал уже стоял у двери нужной ему квартиры. Глеб встретил его с загадочной улыбкой на лице.

– Чем обрадуешь, старика?

Глеб вертел в руках компакт-диск.

– Знаете, что это? – как фокусник, он провел компактом перед лицом генерала.

– Вагнер, наверное, – произнес Потапчук чуть раздраженно.

– Нет, – сказал Глеб, – это Верди, «Реквием» Верди.

– Ну и что из того?

– «Реквием», Федор Филиппович. Догадываетесь, кому раньше принадлежал этот компакт-диск?

– Верди сейчас в моде. Я это в газете вычитал.

– Мне подарила его вдова академика.

– Смоленского? – переспросил генерал.

– Разумеется. Последние дни меня мучила одна мысль, я пытался решить одну головоломку. Почему вы не спрашиваете какую?

– Считай, уже спросил. :

– Помните ту ночь, когда мы сидели у Горелова?

– Помню, – сказал генерал.

– На компакте записаны три формулы, на которых держится открытие, без них оно мертво.

– Три формулы? – произнес генерал, и на его лице появилось восхищение. Он с ног до головы оглядел Глеба, его взгляд замер на компакте.

– Я нашел одну строчку в дневниках Смоленского, всего одну строчку. Цитирую: «…с Моцартом может сравниться только Верди, для меня они равновелики…» Вот «Реквием» Верди, здесь три формулы – три формулы смерти. Что мне с ними делать?

Потапчук вытащил из портфеля бутылку коньяка, дрожащими руками откупорил ее и поставил на журнальный столик.

– Давай бокалы, Глеб Петрович. Выпьем и решим, что с ними делать. Хотя, думаю, ты это уже решил за меня.