Формула смерти - Воронин Андрей

Глава 9

В десять вечера генерал Потапчук поднялся на последний этаж дома в Арбатском переулке. Он тяжело дышал, лоб под кепкой вспотел, и генерал, прежде чем нажать кнопку дверного звонка, несколько минут стоял, прислонясь спиной к перилам. Он вытащил носовой платок, промокнул вспотевший лоб, вытер влажные ладони и лишь после этого палец лег на кнопку.

Дверь отворилась. В глубине комнаты звучала тихая музыка. Глеб стоял на пороге.

– Проходите, Федор Филиппович. Генерал вошел и замешкался в прихожей.

– Я вам помогу, – предложил Глеб, забирая пальто и кепку у генерала Потапчука.

Тот безропотно отдал пальто, кепку и прошел в комнату. Сразу же подсел к низкому журнальному столику, на котором стояли кофейник и две чистые чашки. Сигарета дымилась в пепельнице. Генерал вытащил из кармана пачку и тоже закурил.

Глеб закрыл дверь, уселся напротив генерала. Музыку выключать не спешил, она звучала чуть слышно – прозрачно и тонко, как журчание чистой воды.

– Ты, наверное, уже все знаешь?

– Да, но не в деталях, – сказал Глеб, разливая кофе. – Об убийстве даже в новостях сообщили, ясное дело, что без подробностей.

Генерал Потапчук жадно курил.

– Которая сигарета за сегодняшний день?

– Вторая.

– Неплохо, думал, сорветесь.

– Вторую пачку начал, – зло уточнил Федор Филиппович.

– Плохо, совсем себя не жалеете.

– А чего жалеть? Дурак я старый, меня провели как мальчишку.

– Этого и следовало ожидать.

– Ты знал, что будет именно так?

– Не знал, но мог предположить.

– А если мог, то почему не предупредил?

– Не был уверен. Я же говорил, что активизировались профессионалы. Кто-то среди ваших, генерал, их информирует, и они знают почти о каждом вашем шаге. Может, вы сейчас сидите у меня, а им и это известно.

– Вот это невозможно, – резко бросил Потапчук, уже начиная злиться. Да и связи между Смоленским и Комовым не существует.

– Почему вы так думаете?

– Действовали разные люди. Да о тебе и не знает никто, кроме меня.

– Они-то знают о моем существовании, пару раз я чувствовал, что за мной следят. Тогда мне показалось, что это ваши люди. Сейчас понимаю – это они.

– Кто – они?

Глеб передернул плечами, сделал глоток дымящегося кофе.

– Они, генерал.

– Ты о них говоришь, как о неких инопланетянах, словно они не люди, словно они не могут ошибаться. Словно у них рассчитан каждый шаг.

– Может, и не каждый, но действуют они по расчету, а не по наитию.

– Тогда опустить крылышки и сидеть?

– Нет, – твердо сказал Глеб, – действовать надо по наитию. Только подобное поведение может сбить их с толку, заставит сделать неверный шаг. А тогда…

– И как же?..

– Я чувствую, что убийство Комова все-таки как-то связано со смертью Смоленского, и надо искать, кому мог академик передать то, что хотел на время скрыть.

– Я не уверен, что связь существует, – на лбу у Потапчука вновь выступили бисеринки пота. Глеб это заметил.

– Вам, Федор Филиппович, следует успокоиться.

– Стар я уже стал, нервы ни к черту, сдают на каждом повороте.

– Что говорит начальство?

– Ничего оно не говорит, кричит и нервничает – вот и все, что оно может сделать.

– А вы что предполагаете делать?

– Если б у меня был четкий план, если бы я мог прикинуть схему, логику их поведения, то тогда я бы знал, что предпринять. Полковник Комов был у меня основным узловым моментом, я на него сильно рассчитывал, а получилось скверно.

– – Профессионал действовал, да?

– Судя по всему, да, с одного выстрела в затылок.

– Оружие проверили?

– Баллисты говорят, оружие чистое.

– Отпечатков, конечно же, нет?

– Разумеется. Вот отчет – читай. Глеб внимательно просмотрел отчет.

– Мужчину, который стрелял, никто не видел?

– А откуда ты знаешь, что это мужчина? – спросил генерал.

– Я предполагаю.

– На чем-то же твои предположения держатся. Обувь мужская, но размер средний – сороковой.

– Чердачное окно находится довольно высоко от пола. Подставку стрелок не использовал. Если стреляла женщина, она должна быть высокой, не менее метра восьмидесяти пяти, такую женщину, один раз увидев, трудно забыть.

– У тебя как-то все просто, по полочкам раскладываешь.

– Что мне остается?

– Заниматься гибелью Смоленского. Забудь о Комове. Почему ты думаешь, что Смоленский оставил ключ к загадке?