Формула смерти - Воронин Андрей

Бармен смотрел на двух мужчин и чувствовал, что они ему нравятся своей основательностью.

«Настоящие мужики, знают себе цену, хотя и не русские. Спокойные, уверенные в себе, никого и ничего не боятся, чувствуют себя хозяевами жизни. Не плывут по течению, а живут, проворачивают какие-то дела. Наверное, хорошо зарабатывают. А я торчу за стойкой с утра до вечера и даже в отпуск съездить нет времени. А если есть время, то нет денег. Хозяин, сволочь, в долю меня не берет»

– Сколько это будет стоить?

– Пятьдесят, – сказал Ренат твердо.

– Пятьдесят? – произнес, словно пробуя на вкус это слово, Тимур. – Я бы его и за бесплатно сделал. Не люблю полковников, они моего брата взяли. Но от денег не откажусь.

– Знаю, – сказал Ренат, – вот и будет у тебя возможность поквитаться с уродами, – он сделал глоток кофе, а затем допил коньяк. – Ты не против, если я твоей сигаретой угощусь?

Тимур щелчком направил пачку «Ротманса» прямо к бокалу Рената.

– Надоело все. Уехать бы отсюда далеко, да дела не пускают.

– По-моему, ты и так довольно часто выезжаешь.

– Не так уж и часто, как хотелось бы, да и уезжаю, как правило, по делам, – Ренат сунул руку за отворот бушлата, вытащил конверт и подал его Тимуру. Конверт был плотный, толстый. – Здесь пока двадцать – мой должок, – сказал Ренат, – а за него получишь сразу, как только… Надеюсь, ты мне веришь и аванс не попросишь?

– Верю, – ответил Тимур, пряча деньги во внутренний карман кожанки.

– Теперь я пойду, а ты минуток через десять тоже уходи. Если только девушку себе не присмотрел.

Ренат сунул мобильник в бушлат и, даже не пожав на прощание руку, покинул бар.

Мужчина в кожанке посидел еще минут пятнадцать, допил коньяк, кофе и с зажженной сигаретой в руке покинул бар.

Бармен увидел, как через минуту на противоположной стороне улицы проехал «Ниссан», за рулем которого сидел мужчина в кожанке. До закрытия оставалось четверть часа. В баре оставались считанные посетители: несколько подержанный, но все еще солидный мужчина с девушкой – явно со своей секретаршей, два парня в широких рэперских штанах и дутых куртках. Парни пили водку, а пожилой мужчина с девушкой – шампанское. Мужчина был уже изрядно пьян, движения его стали неточными, голос сделался довольно громким.

Глава 8

Житель Новосибирского академгородка Андрей Борисович Комов, доктор наук, лауреат Государственной премии, ведущий специалист в своей области, был ужасно занятым человеком. Свободного времени у него почти не оставалось: работа, работа, работа, институт, конференции, симпозиумы… И опять лаборатория, эксперименты. Смерть академика Смоленского Андрея Борисовича Комова потрясла, хотя в последние годы встречались оба ученые намного реже, чем прежде, от случая к случаю, когда Смоленский приезжал в командировку или где-нибудь на симпозиуме.

А полтора года тому назад у Андрея Борисовича Комова и Бориса Исидоровича Смоленского произошла странная встреча. Комов приехал в Москву на конференцию, там Смоленский сам подошел к нему без свиты учеников и важных правительственных чиновников. Он выкроил на беседу полчаса.

Комов в это время пил кофе, покинув зал заседаний. Академик Смоленский тронул его за локоть. Андрей Комов обернулся.

– Здравствуй, Андрей Борисович, – учтиво произнес академик Смоленский.

– Здравствуйте, Борис Исидорович, – Комов поднялся с места и предложил академику сесть рядом. – Как вы живы-здоровы?

Академику явно хотелось называть Комова на «ты», но что-то ему мешало. За последние годы они сильно отдалились друг от друга, хотя раньше работали вместе, и отношения двух ученых были тогда почти дружескими. Смоленский считал Комова человеком с довольно близкими ему взглядами.

– Нормально все. А у тебя, Андрей Борисович, как дела?

Комов, ничего не ответив, нервно вращал в руке чашку.

– Не будем обсуждать, правильно ли я поступил, ввязавшись в американские программы, – понял причину волнения Смоленский и постучал пальцем по столу. – Ты бы не мог зайти ко мне в гости сегодня вечером?

Комов удивленно вскинул брови: академик вел себя довольно странно.

«Неужели опять станет предлагать войти в какую-нибудь комиссию по уничтожению оружия?» – подумал Андрей Комов.

Смоленский в буфете ничего конкретного не предложил, лишь загадочно смотрел на Комова, и на его одухотворенном лице блуждала какая-то покорная улыбка. Академик, как показалось Комову, стал не похож на себя: не было прежней напористости, отсутствовала категоричность, к которой Комов привык и без которой академик Смоленский не стал бы академиком. Он был как ребенок.