Пусть умирают дураки - Пьюзо Марио

— Ах ты, пидорюга вонючий, — кричал он, стараясь не пролить из стакана, который он держал в одной руке, а другая зависла в воздухе, как будто он хотел ударить. — Ведь ты, как пиявка, живешь за счет настоящих писателей и еще смеешь утверждать, что ты, бля, человек искусства? Да ты вообще не знаешь, что такое искусство. Настоящий художник, бля, создает нечто из ничего, из самого себя, это ты понимаешь, козел вонючий? Он как паук, бля, все его творения в свернутом виде находятся в нем самом. А вы, засранцы, когда он сплел свои вещи, приходите и поганой метлой выметаете все на хер. Ты только с метлой и можешь управляться, ублюдок ты драный, больше ты никто!

Это ошарашило его друга, потому что он только что превозносил публицистику Осано и говорил, что это искусство.

А Осано отошел к группе женщин, которые ожидали, чтобы с ним пообщаться. Среди них была парочка феминисток, и не прошло и двух минут, как Осано, окруженный женщинами, вновь стал центром всеобщего внимания. Одна из женщин яростно вопила на него, а он слушал ее с изумленно-презрительным видом, и его зеленые кошачьи глаза мерцали нехорошим блеском. Потом ему это надоело.

— Вы, женщины, требуете равенства, хотя все даже не знаете, как обращаться с силой, — сказал он. — Ваша единственная карта — между ног, и вы всегда открываете ее перед вашими оппонентами. Сразу выдаете ее. А без этого у вас нет никакой силы, никакой власти. Мужчины могут обходиться без привязанности, но без секса — нет. А женщинам необходима привязанность, даже без секса.

После этого заявления женщины накинулись на него с яростными возражениями.

Но он отразил их атаку.

— Женщины все жалуются на брак, хотя это лучшее их приобретение за всю жизнь. Брак это все равно, что акции, которые вы покупаете. Существует инфляция и обесценивание. Для мужчин ценность брака все время падает. И знаете, почему? Женщины, старея, представляют все меньшую и меньшую ценность. А потом нам уже никуда от них не деться, как от старого автомобиля. Женщины стареют не так, как мужчины. Можете себе представить, чтобы пятидесятилетняя баба сумела затащить в постель двадцатилетнего мальчишку? Очень немногие женщины достаточно экономически независимы, чтобы покупать молоденьких, как это делают мужчины.

Тут одна женщина крикнула, что у нее есть любовник, которому двадцать. Это была довольно симпатичная женщина лет сорока.

Осано насмешливо улыбнулся:

— Поздравляю. А что будет, когда вам стукнет пятьдесят? Молодые девчонки отдаются им просто так, и боюсь, вам придется караулить их возле школы, да к тому же пообещать десятискоростной велосипед. И вы что, думаете, ваши юные любовники влюбляются в вас точно также, как молодые девушки влюбляются в мужчин? И у вас нет этого фрейдовского архетипа, образа отца, как у любого мужчины. Еще раз говорю, мужчина в сорок лет выглядит более привлекательно, чем в двадцать. В пятьдесят он все еще может быть весьма привлекательным. Это просто биология.

— Чушь собачья, — произнесла привлекательная сорокалетняя женщина. — Молодые девчонки водят вас, стариков за нос, а вы и уши развесили. Привлекательнее вы не становитесь, просто приобретаете больше власти. И все законы на вашей стороне. Когда мы изменим такое положение дел, все будет иначе.

— Ну, конечно, — сказал Осано. — Вы запустите такие законы, чтобы мужчины делали себе операции для того, чтобы выглядеть все безобразнее по мере того, как они будут стареть. Во имя честной игры и равных прав. Или закон, чтобы яйца нам отрезали, к примеру. Но правды это не меняет.

После паузы он добавил:

— Наихудшая поэтическая строка, знаете какая? Браунинг.

Любезный друг мой, старость не беда! Еще настанут наши лучшие года…

Я слонялся неподалеку и слушал. То, что говорил Осано, казалось мне, большей частью, полной ахинеей.

Взгляды на писательство у нас были совершенно разные. Разговоры о литературе я терпеть не мог, хотя и читал всех критиков и покупал критические обзоры.

Быть творцом, художником — действительно, что это значит? Это не повышенная чувствительность. Не интеллект. Не страдания. Не экстаз. Все это полная ерунда.

На самом деле ты, словно взломщик сейфов, возился с диском, прислушиваясь, пока не раздастся характерный щелчок и кулачки не станут на место. И вот, через пару лет, дверца могла и открыться, и ты начинал писать. Но самое ужасное во всем этом было то, что в сейфе могло не оказаться ничего ценного.