Черное платье на десерт - Данилова Анна

– Доброе утро, Иван.

– Доброе. Проходи, садись. Вообще-то у нас сегодня блины с медом и со сметаной. А лично для тебя – с хорошими новостями.

– Неужели с меня сняли подозрение?

– Наоборот – за твоим домом установили наблюдение, твой домашний телефон прослушивается. Но вернулась твоя племянница, Валентина. Ей из Туапсе вчера звонила Смоленская.

– Вот это действительно прекрасная новость! Куда ей звонила Смоленская? Ей домой?

– Нет, на квартиру ее матери, которой сейчас нет в городе…

– Их прослушивали?

– Безусловно. Смоленская, понимая, что их могут прослушивать, передала информацию по всем убийствам, которые произошли на побережье между Адлером и Сочи, с расчетом, что эти сведения помогут снять с тебя подозрение или обвинение… Валентина попросила ее приехать, а Смоленская, в свою очередь, намекнула ей на то, что племянница должна найти тебя, чтобы передать весь их разговор… Вот и получается, что стоит сейчас Валентине выйти из дома, чтобы попытаться тебя найти, как за ней сразу же будет установлена слежка.

– Это я понимаю. Но она же все равно не найдет меня, ей и в голову не придет ехать сюда… Я что-то не понимаю, к чему ты клонишь…

– У тебя же был конкретный план действий ДО ТОГО, как ты узнала от меня, что на тебя началась охота. Я предлагаю тебе помощь… Что ты собираешься делать? Искать женщину, которая убила Блюмера?

– Иван, есть у меня одно дело. Важное. И без твоей помощи мне, безусловно, не справиться. Но лучше было бы, если бы при этом присутствовала и Катя. У меня есть все ее телефоны, ты не мог бы связаться с ней и организовать нам встречу здесь? В Москву я теперь, понятное дело, не поеду… И еще, конечно, хорошо бы привезти сюда Валентину…

– Все это реально и выполнимо.

– Вот пока и все. Если бы поскорее вернулась Неля, мне было бы проще. Кроме того, сама Валентина может многое знать, ведь она тоже была на море, встречалась с Екатериной, да и с Варнавой, который тоже мог ей рассказать что-нибудь новое о Пунш…

– Я обещал тебе помочь с этой Пунш, но пока ничего не получается, так что – извини… Но определенные ассоциации в связи с этим именем возникают…

– Ассоциации? У меня они тоже имеются: брызги шампанского!.. – усмехнулась Изольда. – Много теплого, пенящегося шампанского и красивая девушка, танцующая на столе и показывающая свои стройные обнаженные ноги… Вот кто такая Пунш!

– Да, ты, пожалуй, права, именно такие ассоциации… Пунш! Шампанское! Изольда Павловна, что-то ты плохо ешь, тебе не понравились мои блины?

– Блины отменные, я и не предполагала, что ты так хорошо готовишь, но мне что-то не по себе. У меня не такие железные нервы, как у тебя… Да и с Валентиной надо что-то делать…

Она осеклась, забывшись на минуту: кто ей Лопатин, чтобы раскрываться перед ним? Ему, мужчине, не расскажешь о причине, заставившей Валентину сорваться из города и махнуть на юг, подальше от тетки, которая польстилась на ее парня… Какой стыд! И ведь ни одной живой душе не расскажешь о таком… И как это вообще могло случиться, что она позволила Варнаве…

Она закрыла лицо руками. Ей казалось, что ее пылающие щеки выдадут ее. И тем не менее она осознавала, что ей приятно вспоминать Варнаву, его горячие и крепкие объятия, когда он, очнувшись от беспамятства, вызванного увиденной фотографией «девушки с Набережной», посмотрел Изольде в глаза и сказал, что она красивая и что он хочет ее…

Самое ужасное заключалось в том, что они ни разу не вспомнили о Валентине, которая находилась всего в нескольких шагах от них, безумных, потерявших всякий стыд и рассудок…

– Что-то ты, мать, покраснела… Уж не давление ли у тебя? Дай-ка померю…

* * *

Варнава уже два дня как пил.

Это началось в тот день, когда Валентина, оставив его, чтобы сходить в магазин за маслом и сахаром, вышла из квартиры, куда спустя несколько минут ворвалась, как фантом, как призрак, Елена и бросилась на своего бывшего возлюбленного с кулаками, злобно рыча при этом, словно тигрица…

Она грубо обзывала его, била, называла предателем, упоминая в каком-то истеричном, захлебывающемся крике имя Валентины, хлестала его по щекам и могла бы вообще убить, окажись у нее под рукой что-нибудь тяжелое, как вдруг, что-то услышав, остановилась, взмокшая и растрепанная, с помятым лицом и какими-то красными потеками на нем, напряглась и, не сказав ни слова, сорвалась с места, выбежала из квартиры так же неожиданно, как влетела, громко хлопнув напоследок входной дверью…