Черное платье на десерт - Данилова Анна

– Не обижайся, – прочла она мои мысли, – я же тебе только добра желаю.

Глава 3

Лариса Васильева вернулась домой лишь под утро. Открыла дверь большого, принадлежащего ей на эти полтора-два месяца дома своими ключами и, дрожа всем телом от усталости и какого-то неотвязного и липкого страха перед тем, что позволила себе сделать, первым делом вошла в ванную комнату и пустила горячую воду.

Да, в этом снятом ею дорогом доме было все: и горячая вода, и отопление (на случай, если вдруг зарядят тропические ливни и захочется тепла и ощущения комфорта), и огромные уютные комнаты, заставленные горшками с цветами, если и вовсе не деревьями… А за окном, совсем рядом, плещется море. Оно такое голубое, нежное, дымчатое, влекущее к себе и необычайно чистое, такое же чистое, как промытые соленой водой белые и серые камни, ставшие гладкими на ощупь…

Лариса приехала сюда, в эту жаркую страну под названием Черноморское побережье Кавказа, из Москвы, где бросила на время свой идеально белый офис нотариуса, в котором была хозяйкой, большую квартиру на Смоленской площади и все свои многочисленные и муторные дела. Наступило время отдыха, солнца, пальм и моря, а еще домашнего красного вина и того долгожданного головокружения, о котором она так страстно мечтала и которое позволило бы ей окончательно расслабиться и почувствовать то, ради чего человек, собственно, и живет.

Пока в ванну набиралась вода, Лариса стояла перед большим зеркалом просторного холла и, всматриваясь в свое отражение, спрашивала себя, она ли это? И кто та яркая, одетая во все красное женщина со слегка растрепанной, но все еще не потерявшей флер легкомыслия и шарма прической и утомленным побледневшим лицом с искусственным румянцем и залегшими под глазами тенями, придающими ей усталый и одновременно счастливый вид? Неужели это она, та самая Лариса, так тщательно маскирующая в далекой и холодной Москве свою истинную сущность под строгими деловыми костюмами и блеклой косметикой, вместо того чтобы дать волю чувствам и жить полнокровной жизнью, населив ее мужчинами, напоминающими тех, с которыми она проводила время здесь, в Мамедовой Щели, окунувшись в теплый и приторный ручей пьянящей безалаберности, безответственности, безрассудства, бессознательности и прочих «бес – » и «без – », без которых жизнь скучна и неинтересна.

«И пусть, пусть, – говорила она, не сводя глаз со своего отражения и с каким-то остервенением срывая с себя одежду, – пусть все это будет, это мое, а потому никому не должно быть дела до меня и моих маленьких слабостей».

Жить двойной жизнью – деловитой аскетки и транжиры шлюхи – доставляло ей удовольствие и постепенно стало смыслом ее существования. Помимо Мамедовой Щели, куда она ездила только в теплое время года, существовал еще один пансионат в Подмосковье, частный и дорогой, куда она приезжала исключительно зимой и где к ее услугам тоже было много молодых мужчин, за общение с которыми она платила довольно высокую цену. Там тоже было хорошо, спокойно, только чуть более цивилизованней и по-московски развратней…

…Все окна в доме были плотно зашторены, а потому ни одна душа не могла сейчас увидеть стоящую перед зеркалом женщину, в нетерпении срывающую с себя одежду, разбрасывающую ее как попало и испытывающую даже от этого какое-то странное удовольствие, смешанное с болью во всем теле…

Она выходила из дома почти каждый вечер, когда темнело, и спускалась к берегу, где ее уже ждали. Человек, устраивающий ей свидания и знакомый с ее пристрастиями, понимал, чего от него ждут, а потому любовниками его клиентки на одну или две ночи становились в основном молодые кавказцы. Они увозили Ларису либо к себе на квартиру и там проводили с ней время до утра, либо на лодке доставляли ее на борт прогулочного катера, где их всегда ждал накрытый стол, музыка и бездна удовольствий…

Под утро ей обычно становилось немного не по себе: хмель выветривался из головы, но еще продолжал блуждать по жилам, разгоняя кровь и делая ее, как ей казалось, горьковатой на вкус. Иначе откуда вдруг брались эти серьезные и отчаянные мысли о кратковременности жизни и о том обмане, в который она погружалась с каждым прожитым мгновением? Пресытившаяся, уставшая и растратившая жажду к наслаждениям и вкус к такого рода забавам, Лариса возвращалась в тихий и пустой дом, где ее ждали покой, ванна, холодильник, забитый до отказа фруктами и соками, телевизор и большая кровать, на которой она могла вволю отоспаться, чтобы, набравшись сил, уже через пару дней вновь почувствовать в себе силы и желания.