Удар из прошлого - Троицкий Андрей

Зарядив оружие, стрелок поднял правую руку, направив ствол револьвера в сторону расстрелянной машины. Он старался прицелиться, но голова запрокидывалась назад, затем начинала движение вперед и снова откидывалась назад. Руку с револьвером водило из стороны в сторону, вправо и влево. Грохнуло подряд шесть выстрелов. Разлетелась правая фара «Москвича», появилась пара лишних дырок в кузове. Остальные пули ушли в никуда.

Закончив упражнения в стрельбе, мужчина, сунул револьвер в карман. Пошатываясь, дошагал до сортира, спустил штаны и уселся на стульчак, не закрыв за собой дверь. Тимонин наблюдал, как лицо мужчины порозовело от натуги.

Тут Тимонин заметил, что одет не совсем обычно. Поверх шелковой рубашки на нем был черный военный китель с одним плетеным погоном на плече, на лацканах эмблема войск СС: череп со скрещенными под ним костями. На рукаве кителя красная повязка с белым кругом, в котором поместилась черная фашистская свастика. На груди тускло блестел «Железный крест».

Ткань фашистского кителя вытерлась на локтях и на груди, накладные карманы топорщились, от одежды плохо пахло. Такой запах имеют подержанные вещи, пару сезонов провисевшие в вокзальной комиссионке. Тимонин застонал, обхватил руками больную голову.

Где он и что с ним? Откуда взялся фашистский мундир?

Тимонин не брал в рот спиртное четырнадцать часов, в мозгах ещё стоял туман, но мало помалу голова прояснялась. Отрывочные воспоминания рождались и снова исчезали. Вот он сидит за столом в кабинете Зудина, выкладывает из портфеля пачки денег. Хозяин «Императрицы» бормочет под нос слова благодарности, жалуется на судьбу, а сам поглаживает и складывает пачки денег в сейф, вмонтированный в стену.

Обрыв. И новое воспоминание. Тимонин в зале ресторана. Вокруг него орут бритоголовые хлопцы. По залу снует счастливый Зудин, расставляя на столах бесплатную выпивку. Рядом сидит некто Лопатин, главная фигура на этом сборище. Когда Лопатин поднимается, чтобы провозгласить очередной тост, все собравшиеся поворачивают головы в его сторону, зал затихает. Лопатин обнимает Тимонина за плечи, просит сделать посильное пожертвование в фонд нацистской организации «Штурмовик».

Тимонин расстегивает портфель и кладет на стол пачку денег. «Быть богатым труднее, чем быть бедным», – говорит Тимонин. Лопатин массирует рукой бритый череп и смеется. Заводят незнакомую музыку, какой-то гимн. Все поднимаются со своих мест и пьют стоя. Опять обрыв. Снова тот же ресторанный зал. Тимонин на том же месте, под столом валяется пьяный, на которого Тимонин то и дело наступает ногами. Зал тонет в густом табачном дымы, люди кричат так, что слов не разобрать. Но друг друга никто не слушает. Тимонин тоже орет в голос, перекрывая этот шум.

– А писателя Чехова тоже жиды убили?

– Разумеется, – орет в ответ Лопатин. – А кто же его ещё убил?

Тимонин старается вспомнить важные детали. Кажется, он слышал несколько иную версию смерти писателя. Но это уже не имеет значения, мысли рассыпаются в прах.

– А Есенина тоже они?

– И Есенина замочили, – кричит во всю глотку Лопатин.

– А Маяковского?

– Ну, этого само собой евреи грохнули. И Горького тоже.

Лопатин пускается в долгие объяснения. Выясняется, что поэзии он не любит, книг не читает, но знает все подробности кончин, государственных мужей, великих поэтов и писателей. Обрыв.

Ночная дорога в голой степи. За рулем машины все тот же Лопатин. Фары дальнего света вырывают из темноты чахлые кустики, какие-то одноэтажные постройки. Распахиваются створки ворот, в окнах не видно света. Машина останавливается, Тимонин выбирается из салона, оступается и падает. Становится на карачки, в темноте он натыкается лицом на колючки чертополоха, разросшегося вдоль забора. Изо рта вырывается горячий фонтан блевотины. Дальше – полная темнота.

* * * *

Дверь распахнулась, на пороге появился Лопатин, уже справивший нужду. Он был не так сильно пьян, как показалось Тимонину несколько минут назад.

– Проснулся? – спросил Лопатин и сел к столу. – Гутен морген в таком случае.

– Угу, морген, – отозвался Тимонин.

Только теперь он осмотрелся по сторонам. Ничего особо примечательного. Комната большая и длинная, похожая на зал, больше напоминающая не человеческое жилье, а казенное помещение. У окна стол с полупустыми бутылками и бедной закуской, койка, облупившийся от полироли бельевой шкаф. У дальней стены большой телевизор и видеомагнитофон, три стеллажа, забитых видео кассетами. К ближней стене, обшитой вагонкой, кнопками пришпилили несколько нацистских плакатов. Среди них выделялась многоцветная киноафиша фильма режиссера Сокурова «Молох», где главным героем стал Гитлер, любовник, человек и семьянин.