Этрусское зеркало - Солнцева Наталья

Ева согласилась, что художник ведет себя, мягко говоря, вызывающе.

- Ты надеешься найти его?

- Не провалился же он сквозь землю, - сказал Всеслав. - Чернов хотел, чтобы я отыскал живописца в течение суток. Это не получилось. Но если меня не торопить, я найду Рогожина. Человек - не иголка.

- А как ты будешь искать картину, которой не видел? - спросила она.

- Анисим Витальевич обещал дать мне фотографии. Он сделал их вчера, тайно, перед тем как повесить «Нимфу» в выставочном зале. С этих же снимков он закажет копию.

- Я тоже хочу посмотреть! - загорелась Ева.

Всеслав засмеялся:

- Разумеется, дорогая. Тебе покажем в первую очередь.

- Ты говорил с охранником, - вдруг вспомнила она. - Что он рассказал?

- Почти ничего. Парень немногословный, туповатый, да еще по голове получил. Видать, сотрясение мозга, потому что он надолго потерял сознание. Говорит, решил пройтись по залу, проверить, все ли в порядке. Пульт сигнализации находится в фойе, и свой пистолет он тоже там оставил. Ходил, смотрел работы Рогожина, ничего подозрительного не заметил. Вроде послышался какой-то шум, подумал - показалось. Остановился как раз у «Нимфы»… увлекся, очень ему картина понравилась. Поразила воображение! Пока рассматривал, наверное, кто-то к нему подкрался сзади. Полное освещение он не включал, в зале было полутемно. Потом удар, в голове помутилось, упал… и больше он ничего не помнит.

- Это все?

- Все, - вздохнул сыщик. - Сколько я ни старался, больше ничего вытянуть из него не смог.

- Думаешь, он был сообщником вора? Или воров? А по голове они ему дали для правдоподобности, чтобы отвести от охранника подозрения?

Смирнов пожал плечами:

- Не похоже. Парень расстроен, напуган… глаза опухшие, голова болит. И действовал он не по инструкции. Вместо того чтобы сидеть у пульта, отправился бродить по залу, оружие с собой не взял… Будучи соучастником кражи, он повел бы себя по-другому, чтобы не навлечь на свою голову неприятности.

- Ой, мы же не завтракали! - вдруг невпопад заявила Ева. - Ужасно кушать хочется.

Всеслав удивлялся этой ее способности перескакивать в разговоре с одного на другое без всякого перехода. Он тоже сразу почувствовал голод. Если бы Ева не напомнила о еде, он бы не спохватился до вечера. Интенсивный мыслительный процесс заглушал потребности его организма. Тогда как у Евы размышления, напротив, пробуждали зверский аппетит.

Они перекусили в маленьком кафе пельменями и салатом по-гречески.

- Мне пора на занятия, - с неохотой сказала Ева. - А ты куда сейчас?

- Поеду в Лозу, искать Рогожина. В прошлый раз бабка, его соседка, говорила, что покойная мать оставила ему дом в деревне. Может быть, кто-то знает, где этот дом? Вернусь поздно, так что не жди, ужинай и ложись спать.

- Значит, твоя поездка в Серпухов отменяется?

- Пока да, - вздохнул Смирнов. - Завтра утром будет Серпухов. Не разорваться же мне?!

- Хочешь, я вместо тебя съезжу? - предложила она. - Нужно разыскать девушку. Брат волнуется, мама у них больная.

- Посмотрим… - сыщик неопределенно повел плечами. - Завтра решим.

Они разошлись каждый по своим делам. Улицы были залиты солнцем, а в затененных местах уже по-осеннему, плотными пластами, лежала сумеречная мгла.

Ева вернулась домой, когда почти стемнело. Славки не было. Она без аппетита поела, сделала себе большую чашку кофе с корицей и засела читать тетради Алисы.

…Взрослея, я ждала любви. Я обманывалась, принимая за нее то одно, то другое. Большое влияние на меня оказывала литература - Толстой, Тургенев, Куприн, - выдуманные истории, заполняющие пустоту в моем сердце. Или невыдуманные? Неужели с кем-то когда-то происходило нечто подобное? Или автор создал все это в своем воображении? Последнее было бы ужасно

Иногда мне кажется, что мы приходим в этот мир учиться любить. А иногда что любовь - всего лишь ускользающий вымысел, тень, которую не поймаешь, сколько ни пытайся. Когда людям чего-то не хватает, они это придумывают. И тогда можно жить дальше.

В девятом классе я впервые поцеловалась с мальчиком. Не понравилось. Мои ожидания не оправдались. Хотя… все правильно - тень оказалась тенью.

Я начала задумываться: что есть любовь - телесное или небесное? Ну вот, почти в рифму получилось. Может, мне начать стихи писать, как Марина Цветаева или Анна Ахматова? Придумывать то, чего на самом деле не существует? А другие пусть читают и завидуют. Иногда я замираю от предчувствия необыкновенного события, которое перевернет мою жизнь, а иногда… мне кажется, что самое главное и значительное происходит где-то в другом месте.

Смерть отца произвела на меня жуткое впечатление. Наверное, только потрогав его холодную, неподвижную руку, я осознала, что существует этот неосязаемый, неощутимый переход… Куда? В какие дали? Ум теряется перед этим вечным вопросом, приходит в замешательство и замолкает. У него нет ответа. А у кого есть?

Интересно, другие люди тоже размышляют о подобных вещах? Или только я такая дотошная?

Как ни странно, мои мысли отражаются на моем поведении и даже на моей внешности. Они не привлекают ко мне людей, а отпугивают их. Все мальчики, с которыми я начинала встречаться, охладевали после нескольких откровенных разговоров. Они смотрели на меня, как на чокнутую… и уходили.

Когда в моей жизни появился Глеб, его не шокировали мои взгляды. Это меня удивило и обрадовало. Не такая уж я белая ворона!

Незадолго до описываемых событий.

Глеб Конарев помнил первую встречу с Алисой до мельчайших подробностей.

Она скучала на институтской вечеринке, а он уже собрался уходить. Подобные сборища давно перестали его привлекать. Что он здесь делает? И тут… он увидел ее. Смешно сказать, но у Глеба перехватило дыхание, как будто он внезапно перенесся на невообразимую высоту и разреженный воздух хлынул в его привыкшие к умеренности легкие. Он отдышался и заставил себя подойти к ней, сказать пошловато-игривым тоном:

- Скучаем?

Она вздрогнула, в ее глазах мелькнуло недоумение.

«Где она была раньше? Почему я ее не видел? - подумал Глеб. - Наверное, время не пришло. А теперь?»

Все отступило, отошло прочь, и осталась только она - единственная. Так бывает. Не надо искать причин и поводов, не надо ни в чем сомневаться. Разве, глядя на звезду, раздумываешь - звезда это или не звезда? Свет… его ни с чем нельзя спутать. Просто идешь на него, как на маяк в ночи.

С той вечеринки они ушли вдвоем.

Жизнь Глебу медом не казалась с самого рождения. Мать растила его одна - без бабушек и дедушек. Чтобы не отдавать малыша в ясли и садик, бросила хорошую работу. Устроилась приемщицей в прачечную, откуда и ушла на пенсию. Жили на гроши, от зарплаты до зарплаты. Глеб был поздним ребенком женщины, которая отчаялась выйти замуж и решила скрасить свое одиночество воспитанием сына. Подрастая, он задавал вопросы об отце, но так и не получил ответа. Отчество у него было по деду - Александрович, и фамилия тоже.

- Мы, Конаревы, гордые, - с горечью повторяла мать. - Оттого и страдаем.

Глеб с детства понял, что быть «гордым» отнюдь не сладко: денег нет, есть приходится одну картошку и капусту со своего огорода, одежду донашивать с чужого плеча; жить в старом доме, где течет крыша и скрипят рассохшиеся полы. В десятом классе он пошел работать на почту - разносить газеты, заказные письма и телеграммы. Учился он хорошо и после школы решил ехать в Москву, поступать в Институт финансов. На помощь матери рассчитывать не приходилось, поэтому Глеб устроился еще на одну работу - грузчиком в вечернюю смену. Было трудно, но он привык.

На девушек он начал засматриваться лет с шестнадцати: отношения завязывались легко, непринужденно, но скоро обрывались. Тискаться по темным углам Глебу быстро надоедало, а говорить с девушками было не о чем. Их интересы ограничивались сплетнями и пустой болтовней, изобилующей жаргонными словечками. Угощать их выпивкой и сигаретами на заработанные после уроков деньги Глеб себе позволить не мог. А чем еще заниматься?

В Москве не все сложилось, как ожидалось. В институт он не поступил, но это было и к лучшему - потому что за учебу пришлось бы платить, а денег у Глеба едва хватало на самое необходимое. В Серпухов возвращаться он не стал, нашел частную строительную бригаду, упросил взять разнорабочим. По ходу дела приобрел квалификацию каменщика и за пару лет заработал на ремонт дома и на первый год учебы в институте. Поступил, получил место в общежитии, устроился грузчиком в ближайший магазин, но из строительной бригады совсем не ушел - договорился, что будет работать в летние сезоны.

Житье в столице было другое, не такое, как в тихом Серпухове, - бурное, беспокойное и напряженное. Глеб учился, работал, на лето ездил с бригадой в Подмосковье строить коттеджи, и ему было не до прекрасного пола. Так, иногда взглянет мельком на девушку, отметит, что симпатичная… и все. До ухаживаний дело не доходило. Интимные связи с сокурсницами, проживающими в общежитии, случались редко и в основном в подпитии. Некоторая свобода нравов не шокировала Глеба, он ко многому в жизни относился с несвойственной его возрасту философской мудростью.