Дневник чужой жены - Соболева Лариса

Шаги приблизились к ней. Вот, сейчас…

Но не последовало ни выстрела, ни удара ножом. Он стянул с Нины два матраца, теперь она видела, что лежала на матрацах, отсюда запах затхлости. Затем он взялся за веревки, опутывающие тело Нины, и резко усадил ее. Она застонала – боль пронзила голову. И опять тошнота… и веревки резали тело…

– Не задохнулась? – проскрипел он, вынимая кляп. Кажется, он был недоволен, что она не задохнулась. – Можешь кричать, если хочешь, тебя никто не услышит. В это время года здесь никого не бывает поблизости.

Не убил! Нина открыла глаза, увидела его спину. Он тяжело опустился в пластиковое кресло напротив, но остался в тени, словно спрятался. Нина получила возможность дышать свободно, вдыхала воздух, проглатывая тошноту. Он молчал. Только ветер гудел за стенами дачи, завывал и бросал на окошко мансарды потоки ливня. Его лица Нина практически не видела, чтобы определить, в каком он настроении. А собственно, какое настроение может быть у убийцы? Что же ему нужно? Почему не убил сразу? Хотя все равно нет никакой надежды, что она останется жива. Во рту было страшно сухо, от грязной тряпки на зубах скрипели песчинки.

– Я хочу пить, – едва слышно выговорила Нина.

Он проявил великодушие, встал и поднес к ее губам плоскую, стальную фляжку. Нина сделала два глотка, это был коньяк, который сразу обжег рот и горло. Коньяк не утолил жажды, напротив, прибавил, но почти сразу грудь обдало теплом, слегка уменьшилась боль в голове. Нина переждала жжение в желудке и подняла глаза. Почему он молчит? В одном Нина не сомневалась: он пришел ее убить. Почему же не сделал этого раньше, когда она потеряла сознание? Ведь Нина полностью отключилась, ударившись головой. Да и куда легче умирать в бессознательном состоянии. Что же ему помешало? Значит, чего-то хочет от нее. Чего же от нее можно хотеть? А он молчит. И лица не видно. И невыносимо ждать. Губы плохо слушались, но Нина произнесла:

– Что нужно?

– Торопишься? – отозвался он из тени. – Куда?

– Уж куда-нибудь, – неслышно пробормотала она, пошевелив плечами. Ей было неудобно сидеть, веревки перетянули тело, отчего боль становилась все сильнее. – Мне больно. Нельзя ли развязать?.. Я не убегу…

– Потерпи.

Он снова замолчал. Нина подумала, что пока он молчит и не двигается, она живет. Впрочем, сколько бы он ни молчал, конец будет один. Ей никто не поможет… Поможет? А куда делись Рыков, Долли, Мишка? Почему не разыскивают ее, не устраивают облаву на этот дом? Где Славка?

– Где все? – спросила она, не выдержав паузы. – Где мой сын?

– Сын? – усмехнулся он. – Его забрала твоя подруга. А все гости разъехались. Давно. Подумали, что и ты ушла, никого не предупредив. Мы одни здесь, совсем одни.

«Совсем одни, – думала Нина с ужасом. Она полностью пришла в себя, трезво оценила ситуацию. – Боже мой, неужели мне никто-никто не поможет? Как же так! А «жучок»? Я не могла говорить, но сейчас же говорю. Почему они не идут мне на помощь?» Глаза затуманились, и из глаз хлынули слезы. Он это заметил:

– Плачешь? Ты сама виновата, слишком далеко зашла. А я дал тебе шанс…

– Я плачу от боли. Веревки впились в тело. Ну, хоть немного…

Нина не договорила, осеклась, потому что он встал. Когда выступил из тени, в его левой руке блеснул нож… Нина хотела закричать, молить его не убивать ее, но удушье перекрыло горло, она только нечленораздельно прохрипела.

Долли и Рыков приводили в чувство Славку, который никак не хотел просыпаться. Долли взяла бутылку минеральной воды, валявшуюся на сиденье, набрала в рот и прыснула в лицо мальчика.

– Зачем? – недовольно сморщился Славка, утираясь рукавом.

– Славик, рыбочка, – залепетала Долли, вытирая мальчика носовым платком. – Прости меня, сладкий мой, и проснись, пожалуйста. Слава, ты должен помочь маме Нине, слышишь. Ведь ты хочешь помочь ей?

– Угу, – промычал ребенок в ответ, ничего не соображая.

– Слава, – сказал в автомобиль Рыков, – тетя Нина в большой опасности. Ты должен влезть в форточку и открыть нам дверь. Поможешь? Прошу тебя, как мужчина мужчину.

– Ладно, – сказал Слава, не представляя, насколько это опасно.

– Отлично, парень, – хлопнул его Рыков по плечу. – Теперь слушай внимательно. Сейчас мы пойдем к дому, нас никто не должен услышать. Понял?

– Угу, – кивнул Слава. – Это игра или по-настоящему?

– Это по-настоящему, – ответил Рыков. – И очень опасно. Слава, в дом надо пролезть через форточку, а она высоко, и на улице ливень, не побоишься?