Это смертное тело - Джордж Элизабет

— О господи, — пробормотала Изабелла и посмотрела в глаза Линли. — Ему пришлось сказать ей правду. И поэтому она от него ушла. Томас, она узнала, кто он такой. Он должен был ей сказать.

— И поэтому он разыскивал ее в Лондоне.

— Потому что боялся, что она может рассказать кому-то еще?.. — Изабелла почти сложила детали мозаики. — Вот что она сделала. Она рассказала Фрейзеру Чаплину. Не сразу, конечно. Только когда увидела открытки со своей фотографией из Портретной галереи и с номером мобильного телефона Гордона Джосси. Но почему? Зачем она рассказала Фрейзеру? Она по какой-то причине боялась Джосси?

— Если она от него ушла, то мы можем предположить, что либо она не хотела больше иметь с ним ничего общего, либо ей нужно было время подумать. Она боялась, она получила отказ, она волновалась, колебалась, тревожилась, ей хотелось заполучить сокровище, вся ее жизнь разваливалась, она понимала, что продолжать жить с Джосси — значит подвергать себя опасности… Многое могло заставить ее уехать в Лондон. Одна причина тянула за собой другую.

— Сначала Джемайма сбежала. Потом она встретила Фрейзера.

— Они сошлись. Джемайма рассказала ему правду. Так что, как видите, мы опять приходим к Фрейзеру.

— А почему бы не к Паоло ди Фацио, ведь они были любовниками и он видел открытки? Или к Эбботу Лангеру, или…

— Она закончила свои отношения с Паоло до того, как появились открытки, а Лангер вообще их не видел.

— …или Джейсон Друтер, если уж на то пошло. У Фрейзера крепкое алиби, Томас.

— Давайте разобьем его. Сделаем это прямо сейчас.

Сначала, сказал ей Линли, им нужно заехать в Челси к Деборе и Саймону Сент-Джеймсу. Все равно это по пути. Линли думал, что у Сент-Джеймсов есть кое-что полезное.

В оперативном штабе Уинстон Нката сказал им, что пленки камер слежения дали не больше того, что они видели раньше, да и раньше на них ничего такого не было. Главное — то, что на пленках нет принадлежащего Фрейзеру Чаплину мотороллера «веспа» цвета лайма с рекламой тоника «Дрэгонфлай». Что ж, ничего удивительного, подумала Изабелла.

Она также узнала, что Нката, как и Линли, разговаривал утром с чертовой Барбарой Хейверс.

— Барбара говорит, что по заостренному концу кровельного инструмента можно узнать, кто его сделал, — сказал Нката. — Поэтому брата можно вычеркнуть из списка подозреваемых. У Роберта Хастингса есть в доме кузнечное оборудование, но им вообще не пользовались. А у Джосси есть три вида крюков, и один из них такой же, как наше орудие. Барбара хочет узнать и насчет фотороботов.

— Я просил Ди переслать их Барбаре, — сказал ему Линли.

Изабелла приказала Нкате продолжить работу и пошла следом за Линли на стоянку.

Сент-Джеймсы были дома. Дверь им отворил сам Сент-Джеймс в компании таксы, яростно лающей возле его ног. Он впустил Изабеллу и Линли и сделал выговор собаке. Та совершенно его проигнорировала и продолжала лаять, пока Дебора не взмолилась из комнаты, что была справа от лестницы:

— Господи, Саймон! Сделай же что-нибудь!

Оказалось, что это столовая. Такие комнаты бывают в старых, скрипучих викторианских домах. Она и оформлена была в том же духе, во всяком случае, мебель была той самой. Слава богу, изобилия побрякушек и обоев фирмы «Уильям Моррис»[81] здесь не имелось, хотя обеденный стол был тяжелым и темным, а в буфете стояло много английской посуды.

Дебора Сент-Джеймс разглядывала на столе фотографии. Она быстро собрала их, когда вошли гости.

— Ну что, нет? — спросил ее Линли, кивнув на снимки.

— В самом деле, Томми, я была бы счастлива, если бы ты меньше меня понимал.

— Стало быть, вечернее чаепитие…

— Не моя чашка чая.[82] Верно.

— Что ж, жаль, — сказал Линли. — Но может, послеполуденный чай не станет… гм… слишком большим каше[83] для проявления твоих талантов?

— Очень забавно. Саймон, ты так и позволишь ему издеваться надо мной или придешь наконец на мою защиту?

Сент-Джеймс стоял, прислонясь к дверному косяку.

— Я хотел подождать и посмотреть, как долго вы можете каламбурить.

— Ты такой же безжалостный, как и он.

Дебора поздоровалась с Изабеллой, назвав ее суперинтендантом Ардери, извинилась и вышла из комнаты, спросив через плечо, не хотят ли они кофе. Она сказала, что кофе уже готов и несколько часов стоит на нагревательной пластине, но если добавить в него молоко и несколько столовых ложек сахара, то его можно будет пить.

— Или я новый приготовлю, — предложила она.

— У нас нет времени, — отказался Линли. — Мы надеялись поговорить с тобой, Деб.

Изабелла услышала это с некоторым удивлением: она думала, что они приехали в Челси не к Деборе Сент-Джеймс, а к ее мужу. Дебора, кажется, была удивлена не меньше Изабеллы, однако сказала:

— Тогда пройдите сюда. Здесь гораздо уютнее.

«Сюда» оказалось чем-то вроде библиотеки. Комната находилась в таком месте, в каком обычно ожидаешь увидеть гостиную. Окно выходило на улицу. Здесь было множество книг — на полках, на столах и на полу. Кресла, камин и старинный стол тоже были завалены книгами. Тут же лежали груды газет. Изабелле показалось, что Сент-Джеймсы подписались на все лондонские издания. Как женщина, любящая путешествовать налегке и жить необременительно, она сочла эту комнату страшно перегруженной. Дебора, похоже, заметила ее реакцию:

— Это все Саймон. Он всегда был таким, суперинтендант. Спросите Томми. Они вместе учились в школе, и Саймон приводил в отчаяние заведующего пансионом. С тех пор он ничуть не изменился. Сбросьте, пожалуйста, что-нибудь на пол и садитесь. Обычно все не так плохо. Ты ведь знаешь, Томми, правда?

Дебора взглянула на Линли, потом перевела взгляд на Изабеллу и улыбнулась. Улыбка была ни веселой, ни дружелюбной, она что-то прикрывала.

Изабелла нашла место, которое меньше всего требовало уборки.

— Прошу вас, называйте меня Изабеллой, а не суперинтендантом.

Дебора снова улыбнулась ей той же быстрой улыбкой и перевела взгляд на Линли. Изабелла заметила, что она что-то считала с его лица. Кажется, Дебора понимала Томаса лучше, чем можно было ожидать от такой легкомысленной женщины.

— Хорошо, Изабелла так Изабелла, — согласилась она и обратилась к Линли: — К следующей неделе Саймон должен привести все в порядок. Он обещал.

— Я так понимаю, твоя мать собирается нанести визит? — спросил Линли у Сент-Джеймса.

Все рассмеялись.

Изабелла снова подумала, что эти трое понимают друг друга с полуслова. Ей хотелось сказать: «Ну давайте же приступим к делу», однако что-то ее удерживало, и ей не нравилось, что это «что-то» говорило ей о ней самой и о ее чувствах. Их чувств она не разделяла.

Линли сообщил друзьям о цели их визита. Он спросил Дебору о Национальной портретной галерее. Можно ли ему взять еще один экземпляр журнала с фотографиями, сделанными в день открытия? Он пояснил, что Барбара Хейверс взяла у него тот журнал, но Линли помнил, что у Деборы есть еще экземпляр. Дебора согласилась, подошла к стопке периодики, вытащила из нее журнал и отдала его Линли. Потом еще покопалась, нашла другой журнал и тоже отдала его Линли.

— Я их не скупала, Томми. Это братья Саймона и его сестра. К тому же папа так загордился… — Дебора покраснела.

— На твоем месте я сделал бы то же самое, — торжественно произнес Линли.

— У нее есть право на пятнадцать минут славы, — сказал ему Сент-Джеймс.

— Вы оба невозможны! — воскликнула Дебора. — Они любят дразнить меня, Изабелла.

Сент-Джеймс резонно спросил, зачем Линли нужен журнал. Он хотел знать, что происходит. Имеет ли это отношение к расследованию?

Линли сказал, что им нужно опровергнуть алиби и он надеется, что фотографии, сделанные в вечер открытия выставки, помогут им в этом.

Взяв журналы, они приготовились к следующей стадии своей поездки. Изабелла не понимала, как им помогут светские фотографии, и она сказала об этом Линли, как только они вышли из дома. Он ответил ей не сразу, а только после того, как они сели в «хили эллиот». Он передал ей журналы и, когда Изабелла нашла снимки вернисажа, указал на одну из фотографий. Это Фрейзер Чаплин, сказал он. Тот факт, что он был на открытии, должен послужить необходимым средством.

— Для чего?

— Для отделения лжи от правды.

Изабелла повернулась к нему. Внезапно она почувствовала, что близость Линли ее волнует. Похоже, он понял это, потому что у него был такой вид, словно он хотел сказать или — еще хуже — сделать что-то, о чем они оба впоследствии могут пожалеть.

— А что это будет за правда? — спросила Изабелла.

Линли отодвинулся. Включил зажигание.

— Я подумал, что дата на его контракте ничего не означает.