Сердце Черной Мадонны - Володарская Ольга

Было время обеда, и почти весь персонал отправился в кафе перекусить. Ирка же трапезничала за своим рабочим столом – на забегаловки денег не было, поэтому обычно она обходилась бананом и парой пшеничных хлебцев, другим же объясняла свое нежелание питаться в блинных и пирожковых строжайшей диетой. Только она очистила банан и приготовилась отправить его в рот, как услышала недовольный голос Полины, отвечающей за приемку и сортировку почты:

– Ты что это, красотуля, за корреспонденцией не пришла? Сама я, что ли, вам всем носить буду?

Та брякнула на стол пачку писем, оказавшуюся как всегда неимоверно толстой, а все потому, что Полина из вредности всю ненужную корреспонденцию пихала в ячейку «сценаристов» – так их отдел именовали в народе, то есть в агентстве.

Доев банан и почувствовав себя еще более голодной, чем до обеда, Ирка вывалила на стол предназначенные на выброс творения. Просматривать их она начала с самого первого дня – в надежде отыскать что-нибудь стоящее. Надежда оправдалась, Ирка, к своему удивлению, обнаружила несколько очень интересных сценариев. Однако содержание остальных сотен писем наталкивало на мысль, что люди, писавшие их, либо страдают манией величия, либо ничего не понимают в искусстве.

– И чем это мы тут занимаемся? – раздался грозный голос, принадлежащий Иркиному начальнику.

– Перебираем почту.

– А по-моему, читаем дребедень. – Сергей взял со стола первое попавшееся письмо и зачитал вслух: – «Я очень пахож на Бандераса, снимите миня в рекламе…» И на такого вот грамотея ты тратишь свой обеденный перерыв?

– Но я уже отыскала несколько классных сценариев. По одному, например, можно снять отличный ролик о вреде курения, посмотрите…

– Я же тебе сказал – в урну!

– Но вы только взгляните! Сами убедитесь, что без разбору все выкидывать просто грех.

– В урну!

– Но три хорошие работы за несколько месяцев – прекрасный результат. Вы говорили, что один на миллион, а получается на сотню.

– Знаешь, Ирина, ты меня достала. Делай что хочешь, но только не в ущерб своей работе. Ясно?

– Ясно, босс. – Ирка демонстративно-покорно потупилась.

– И не паясничай.

Она склонилась над столом, мстительно думая: ничего, и на ее улице будет праздник. Несмотря ни на что, она добьется уважения, понимания и, чем черт не шутит, восхищения.

В то время когда Ирка строила честолюбивые планы, ее брат сидел в беседочке, потягивал пиво и размышлял. Занятие сие ему страшно не нравилось, ибо напрягать извилины он не любил, тем более что умственный процесс мешал наслаждаться любимым напитком.

И все же Лешка иногда задумывался над тем, почему он так порхает по жизни, не анализируя свои поступки, не планирует завтрашний день, даже ни о чем не мечтает. Это же противоестественно. Он не читает книг, не интересуется международными новостями, не любит торчать у телевизора, зато лежание на диване с бутылкой пива и без единой мысли в голове для него самое приятное занятие. Остаются, конечно, девушки, но и они его не увлекают серьезно. «Лимит любви, отведенный на нашу семью, давно исчерпала наша матушка», – так говорит умница Ирка, драгоценная сестра.

В чем-то она права – ни один из Лелиных детей никогда не терял головы из-за любви. Например, еще недавно Лешка балдел от Гали, а теперь испытывал к ней лишь легкую симпатию.

Познакомился он с Галей два месяца назад у нее дома – Лешка пришел по вызову чинить газовую плиту в огромный трехэтажный коттедж директора местного мельзавода Пахомова. Дверь ему открыла хозяйка дома – Галина Пахомова, миниатюрная рыжеволосая женщина лет тридцати пяти. Она проводила Лешку в кухню, а когда он устранил поломку, набросилась на него в прихожей и страстно, со стоном, начала целовать, гладить его мускулистые плечи, прижимаясь всем телом. Такого напора Лешка не выдержал, хотя понимал, что связываться с замужней женщиной опасно, тем более что Галин супруг человек не ординарный и рога свои безропотно носить не станет… Но в тот момент, когда ее мягкие губы скользили по его голой груди, здравый смысл улетучился, оставив Лешку наедине с горячим желанием.

Видеться они начали раз в неделю, иногда два, но всегда днем, чтобы не застукала Галина школьница дочка. Галя влюбилась так, как никогда не любила мужа. Лешка тоже увлекся, но головы не терял. Впрочем, как всегда. Ему нравилось, как она занимается с ним любовью, как носит ему в постель кофе и его любимые пирожные, как откровенничает и признается в любви, а с недавних пор – как делает подарки. Однажды Галя предложила ему денег, увидев, в каких обносках он ходит, но Лешка не взял и, оскорбившись, неделю ей не звонил. Галя поняла свою ошибку и с тех пор преподносила подарки, приурочивая их к праздникам.

Короче, жил Лешка припеваючи, был обласкан и одобрен. К тому же более-менее свободен – Галя, обремененная семьей и огромным домом, женщиной была занятой, так что его увлечение зрелой дамой не мешало ему увиваться за девчонками помоложе. Одна из таких юных вертихвосток вскружила Лешке голову совсем недавно. В свои двадцать она училась в пединституте, была весела, беззаботна, очень хороша собой и звалась Татьяной.

Стоило Лешке вспомнить о девушке, как кусты зашевелились, и из них выскользнула стройная девушка с короткой стрижкой – Татьяна.

– Привет, – прочирикала она игриво. – Я так и знала, что ты здесь прячешься.

– Танюша, я не прячусь, а созерцаю свой внутренний мир.

– С каких пор ты начал так витиевато изъясняться? – удивилась Таня.

– С недавних. Поэтому надолго меня не хватит, скоро перейду на привычный язык.

– Вот и славно. – Девушка чмокнула его щеку. – Он часть твоего очарования. Пройдемся?

Лешка согласился с неохотой – боялся натолкнуться на Галю. Да и Танюшино общество не сулило ничего приятного – обычные девчачьи разговоры о любви, вернее, просьбы в ней признаться. Они вышли на аллею, ведущую к центру города, по которой, кроме них, фланировали толпы парней и девчонок. Таня повисла на Лешкиной руке, но вдруг взвизгнула и попыталась спрятаться за деревом.

– Ты чего? – удивился Лешка. Он привык к инфантилизму подружки, но последняя выходка даже для нее была чересчур.

– Маманя моя.

– Ну и что?

– Я же тебе говорила, что она меня пасет. Никаких мальчиков, только уроки.

– Тебе скоро двадцать один, пусть привыкает, – хмыкнул Лешка.

Он обернулся в полной уверенности, что сможет очаровать строгую маму. По аллее, широко шагая, с перекошенным от гнева лицом, к ним приближалась невысокая рыжеволосая женщина. Лешка растерянно заморгал, а из его полуоткрытого рта непроизвольно вырвалось: