В неверном свете - Шефер Карло

На фоне одиночества девочки она подумала и о себе. После того как лучшая подруга вышла замуж и переехала с мужем в Гамбург, Ильдирим иногда готова была разговаривать с порхавшими в доме мотыльками. Одноклассники рассеялись по всем частям страны, а с теми немногими, которые еще оставались, она давно уже не поддерживала отношений, увлеченная амбициозным стремлением сделать карьеру. Так что у нее осталась парочка школьных подруг, да и те уже давно обретались в надежной семейной гавани. И никаких интересных мужчин поблизости.

Ильдирим жила на Берггеймерштрассе, почти на уровне улицы Черныринг, всего в километре, если мерить по прямой, от Старого города, но вместе с тем на другой планете. Этот участок улицы застроили домами, а район Берггейм бесстыдно назвали «новым центром Гейдельберга». Но это был уже другой город, что-то вроде Мангейма. Знала ли она вообще другие города? За окном мчались автомобили, ведь, если выжимать полный газ, можно сразу проскакивать несколько светофоров и быстрей выехать на автостраду, к чему, как известно, стремится каждый водитель.

Она снова опустила гардину и взглянула на часы. Ей пора идти.

Ильдирим решила, что в джинсовой куртке сейчас слишком холодно. Потом все-таки надела ее. Сумка была собрана, как всегда, еще накануне вечером.

На лестнице не горел свет. Нижняя половина стен была покрашена зеленой латексной краской; при сумрачном свете дождливого дня она казалась почти черной. Дом был построен в тридцатые годы и после этого непрерывно эксплуатировался, и стоял он не среди гейдельбергских красот, а почти на выезде из невзрачного Берггейма, с видом на вокзал, а не на замок. В нем всегда воняло, а чем — Ильдирим даже думать не хотелось.

Внизу ей встретилась фрау Шёнтелер.

— Моя Бабет ток што вышла из дома, я видела, — проскрипела она. — Снова у вас торчала. Так не пойдет. Я ее мать. Нечего ее приваживать.

Ильдирим кивнула, покрепче сжала сумочку и попыталась проскользнуть мимо пьяницы.

— Нечего приваживать ее, ясно? — повторила женщина. — Ишь, фифа какая, вырядилась!

— Вы лучше почаще вспоминайте о своей дочери и заботьтесь о ней, а не оскорбляйте людей, которые желают ей добра! — огрызнулась Ильдирим.

— Я инвалид! — визжала мамаша. — У меня давление и сердце. Такие, как вы, виноваты, что я получаю жалкую пенсию. Погодите, скоро я позвоню в полицию!

— Вот и хорошо, — спокойно заявила Ильдирим. — С полицией хотя бы можно поговорить нормально.

За широкой фигурой соседки через открытую дверь она увидела почти все ее скудное хозяйство, и прежде всего бутылку из-под коньяка и рюмку на пластиковом столе. Жилище прямо-таки образцовое для дешевого магазина распродаж «Рудис рестерампе». Кое-кто в доме предполагал, что Шёнтелер принимала мужчин с коммерческими целями, но Ильдирим не верилось, что толстая, рыхлая, вечно жалующаяся на свои хвори женщина, получавшая пенсию по инвалидности, могла кого-то завлечь. Хотя в глубине души подозревала, что так оно и есть.

Энергично отодвинув в сторону ворчавшую соседку, она вышла на улицу. Дверь подъезда закрыла за собой лишь после того, как посмотрела в обе стороны. Привычка, вызывавшая в ней досаду. Она появилась после того, как в прошлом году бритоголовые положили на рельсы турецкого парнишку. Но все же Ильдирим ходила всюду пешком, у нее не было даже велосипеда.

Тут, вне дома, она должна всегда быть в форме. Ее тело должно быть жилистым, сильным, чтобы рассекать им чужой воздух. Машинально она сунула в рот антиникотиновую жвачку. На службе больше нельзя курить, к тому же чистое безумие курить, если у тебя астма. Каблучки цокали по асфальту. Она знала, что мужчины смотрели ей вслед, но она была вне дома, и вокруг был лед.

Она свернула направо и прошла мимо своего фитнес-центра, расположившегося в панельном доме наподобие гедеэровского, прямо за ним находилась городская библиотека, а дальше тянулись здания суда, хотя каждый день она надеялась, что они испарились, исчезли.

Спортивный тренер из Гонконга, один из тех людей, которые когда-нибудь оглохнут от собственного голоса, восторженно проревел, высунувшись из окна:

— Ну, турка чокнутая, сколько человек отправила сегодня за решетку?

Она показала ему средний палец.

Ее голова наполнилась вибрирующим звуком, напоминавшим скрипку. Это случалось все чаще. Ей снова вспомнился высокопарный начальник полиции. Может, она совершила промах? Первый труп в ее карьере, а она ничего не предприняла. Лучше бы ей досталось дело о собаках.