Тайна совещательной комнаты - Никитинский Леонид

«Уточнить характер бизнеса, — сверилась со своим блокнотом представитель потерпевшего и дописала: — И номер мобильного телефона».

— Мобильный там, в комнате для присяжных, отключайте, пожалуйста, — сказал судья вслед Кудиновой и, вздохнув, вызвал последнего присяжного: — Зябликов Игорь Петрович!

Майор, делая негнущейся ногой, которая при этом еще и скрипела, движения, как циркулем, но с четкостью кадрового военного пересек зал и вошел в комнату для присяжных. Одиннадцать стульев за овальным столом были заняты, двое запасных сидели чуть в стороне на диване, причем запасная тетка уже успела достать вязанье, а все остальные глядели на него.

Понедельник, 19 июня, 16.15

— Ну что ж, обсудим кандидатуру старшины? — спросил Майор, садясь на двенадцатый стул. — Если других желающих нет, я готов послужить родине снова. Человек я военный…

— Но старшина — это, наверное, для вас понижение, — сказал Журналист, не питавший, как видно, любви к военным, — Вы Рязанское десантное училище, случайно, не кончали? У вас такой выговор характерный.

— Не все ли равно, раз человек сам вызвался? — сказала преподавательница сольфеджио, — По крайней мере, военный — это человек дисциплины.

Остальные согласно закивали.

В это время у Журналиста зазвонил мобильный телефон.

— Судья сказал, что в совещательной комнате телефоны надо отключать. — Новоиспеченный старшина смотрел на Журналиста, как старослужащий на салагу.

— Ну, процесс же еще не начался, — сказал Кузякин, — Я сейчас, только отвечу.

Он отошел к окну, на ходу взглянул на дисплей продолжавшего звонить телефона, где высветилась надпись: «Шкулев». Кузякин нажал на прием.

— Алло, — сказал голос Шкулева. — Кузя, ты где?

— Я в суде.

— Что ты там делаешь? Мы вроде сейчас ни с кем не судимся.

— А кто это «мы»? Я же вроде больше у тебя не работаю.

— Ну ладно, ладно, — примирительно сказал голос в трубке, — Мы же все равно все связаны по жизни. Так что ты там делаешь?

— Меня выбрали в присяжные.

— О! — сказал Шкулев с фальшивым энтузиазмом. — Сделаешь репортаж?

— Ты не понял: я присяжный, — сказал Кузякин, — До окончания процесса я не имею права тебе даже ничего об этом рассказывать.

— А… — разочарованно сказал Шкулев. — Но вечером-то ты сможешь заехать? Мне с тобой надо насчет одной халтурки потолковать, слышь, присяжный.

— Хорошо, — сказал Кузякин, — Заеду, когда смогу.

В комнате присяжных было душно, потому что солнце било сюда как раз к вечеру, и Кузякин хотел отворить окно, но у рамы не оказалось ручки, только квадратный шпенек. Подошел еще один присяжный, который некоторое время наблюдал за его манипуляциями, потом тоже пощупал шпенек.

— Меня зовут Арнольд, — представился этот подошедший. — Арнольд Рыбкин, такое у меня имя. Вас там Старшина просит вернуться.

— Значит, так, — рубил ладонью воздух Зябликов. — Курим в туалете, «Мэ» и «Жо» там вместе, чайник без различия полов, кружки кому не нравятся, можно принести из дому, на пряники и чай мы скинемся в общий котел. По сто рублей пока хватит?

— Да вы что — по сто? — испуганно сказала запасная с вязаньем, — Я у себя в химчистке как раз почти столько и получаю в день. Я лучше с собой принесу.

— С подсудимого взыщем! — сказал Зябликов тоном балагура, не очень вязавшимся с его малоподвижным и обгоревшим лицом, — Мы бы каждый день тут и чай с коньяком пили, и пирожные ели. У него денег — лом.

— Я думаю, деньги в чужом кармане пока рановато считать, — неожиданно сказал до сих пор молчавший седой, хотя и не старый еще мужчина в очках.

— А я кофе пью, принесу с собой растворимый, — сказал присяжный Рыбкин. — Мне чаю вообще не надо. Я пятьдесят сдам на печенье, ладно?

— Ладно, решим, — сказал Зябликов, понимая, что с такой разношерстной публикой у него могут быть проблемы, — Выберем старосту, он же казначей. Есть желающие?

— Ну, я могу, — вызвалась Тома, действительно похожая на старосту школьного класса в своих нелепых очках, — Я вообще-то медсестра, я у нас в клинике всегда чаем заведую. Так по сколько сбрасываемся?

Этот вопрос произвел некоторое замешательство в рядах присяжных.

— У нас всегда, кто сколько сможет, кидают, в экспедициях, — сказал седой в очках и вдруг улыбнулся примиряющее и уютно, — Вот тут коробка из-под сахара, нам от предшественников, видимо, досталась. Кладем и отходим.

Он первым положил в коробку сотню и деликатно отошел. Зябликов тоже положил сто рублей, еще по сотне кинули Журналист, Ри и Кудинова с телефоном на шее. Остальные вертелись у стола, стараясь не подглядывать, кто сколько сунет в коробку. Алла подумала и положила пятьдесят, Рыбкин поколебался, пошуршал в кошельке и все-таки тоже аккуратно сунул полтинник.