Три богини судьбы - Степанова Татьяна Юрьевна

– Ясновидящие в таких делах помочь не могут.

– А кто может? Кто его нам найдет? Я ж его одиннадцать лет ищу… Утек с нашими деньгами и живет сейчас где-нибудь в Сочах, сволочь… Я ж его знаю как облупленного. Купались бы в деньгах сейчас, жили бы – горя не знали… С кредитами бы этими вонючими не побирались. И ведь дело-то было общее. Общее, наше! Вы там были с ним, я мозговала, все в доле были, а он один, подонок, все себе забрал. Украл. Мое – понимаешь ты это, мое, наше себе прикарманил. И эта сучара его тощая тоже знает – я по глазам ее вижу, знает она, где он обретается. Видал, какая квартира у нее – обстановка, вещички… небось на наше бабло все и куплено. Откупился он от нее, рот ей замазал, сучаре. Ну ничего, она у меня заговорит, сейчас же заговорит!

– Мама, может, не надо сейчас? Поздно уже!

Мама Лара отпихнула Петра и, переваливаясь, пошла в глубь дома. Питбуль Рой двинулся за ней, нетерпеливо поскуливая, точно предвкушая веселую игру.

Мама Лара, дыша перегаром, начала спускаться по лестнице в подвал.

– Гришка, быстро сюда!

Младший Григорий смотрел в это время футбол по телевизору. Но, услышав зов матери, послушно вырубил ящик.

– А ты куда?

– Я не могу, – Петр смотрел на лестницу, ведущую в подвал.

– Марш за мной. И свет включи, темно как в могиле.

Щелкнул выключатель. Бетонные ступени, лестница – узкая кишка, бетонные стены. Там внизу что-то вроде мастерской – полки, верстак. Новые покрышки, купленные впрок, – краденые покрышки, привезенные маме Ларе кем-то из «своих», отданные по дешевке.

И куча какого-то тряпья в углу. Бурые пятна на стенах, ржавая цепь.

– Ну-ка, подымай ее. Хочу ей, подлюке, в глаза глянуть, – приказала мать.

– Послушай, я…

– Подымай, говорю! Ну!

Петр подошел к стене. Тут что-то вроде самодельного «ворота», ручка торчит. Он взялся за эту ручку и начал крутить, крутить, крутить.

Только бы не слышать этих стонов… этих стонов боли…

Это была вовсе не куча тряпья. Это была женщина – почти совершенно голая, грязная, окровавленная. Она покачивалась под потолком подвала как страшный плод, подвешенная за скованные цепью руки. А до этого она просто валялась на рваном одеяле – вконец обессиленная, не способная больше сопротивляться.

– Ну, здравствуй. Очнулась, нет? Щас приведу тебя в чувство! – мама Лара зажгла сигарету и ткнула горящим концом несчастной в шею.

Та дернулась, забилась. Она была истощена, видно было, что она в этом подвале уже несколько дней. От ее тела исходил тухлый запах нечистот, запекшейся крови, смерти.

– Воняешь, как свинья, фу… Ну, надумала что? Я тебе время дала, два дня. Надумала? Будешь говорить? Скажешь, наконец, где он?! – мама Лара глядела на нее в упор.

– Что… вам… надо от меня? Я не знаю.

– Знаешь, прекрасно все знаешь… И помнишь все. По глазам твоим вижу. Такое не забывается. Ты ведь в том банке работала… Так что не ври мне. Где он? Женька где? Где живет? Где от нас скрывается? Отвечай!

– Не знаю… я сказала вам все… не знаю ничего о нем много лет…

– Врешь. Он тебе деньги слал, содержал тебя, суку…

– Нет, клянусь, нет! Не слал он мне ничего. Он пропал, тогда… уехал, бросил… пропал… Я ничего о нем не знаю.

– Врешь! Ты все врешь! – лицо мамы Лары перекосилось. – Сучара… неделю нам тут мозги пудрит… Значит, не хочешь по-хорошему? По-плохому со мной хочешь? Ну будет тебе по-плохому… Мясо сучье… Гришка!

– Я здесь, мама, – Григорий, не досмотрев свой футбол по телевизору, спустился в подвал.

– Дай мне нож!

– Мама, я прошу, пожалуйста, – Петр попытался схватить мать за руку, но та отпихнула его с таким остервенением, что он сразу сдался, подчинился.

– Нож сюда мне! – мама Лара вцепилась в грязную ляжку той, которую пытали на дыбе. – на куски сейчас тебя тут живую буду резать. Все мясо, что вырежу, – собаке вон своей скормлю у тебя же на глазах. Ну? Скажешь, где ОН? Где Женька, скажешь, нет?!

– Я не знаю ничего!

Та, которую пытали, закричала от страха, а потом – от боли уже во всю силу своих легких, потому что мама Лара, выхватив у Григория нож, полоснула им по ее голой ляжке, вырезав, вырвав кусок плоти.

Брызги… что-то шлепнулось на бетонный пол. Питбуль подскочил, визжа от нетерпения, и…

От женского вопля, потрясшего подвал, они все разом оглохли. Кровь била из раны ключом – видимо, по неловкости мама Лара задела какую-то важную артерию.

Петр пинком отшвырнул к стене урчащего от жадности пса, тот что-то торопливо дожевывал…

Этот крик…

– Заткни ее! – заорала мама Лара. – Она весь город на ноги подымет, всю улицу перебудит! Заткни ее, да сделай же что-нибудь!

Крик… Он вдруг разом оборвался. Потому что Григорий, как всегда, слепо и бездумно подчинился приказу мамы Лары. Он всадил кричавшей нож в живот по самую рукоятку.

Тело на дыбе дернулось, изогнулось в агонии и обмякло. А следом тоже в позыве рвоты согнулся и Петр, извергнув из себя на бетонный пол все, все разом – остатки завтрака, обеда, шампанское, балет «Корсар», гастроном № 1, ее духи, сигареты, ее улыбку, свою неутоленную похоть…

Тело на дыбе… Рукоятка ножа торчит…

– Что ты наделал? Что ты натворил, идиот?! Ты убил ее! Прикончил!

Резкий как скрежет голос матери… кричит, разоряется теперь… сама же велела… И Гришка сделал, заткнул…

– Ты ее убил! Она так ничего нам и не сказала, как же мы узнаем?!.

Тело на дыбе… Целая лужа натекла…

Умываясь в ванной, уже наверху в доме, приходя в себя, Петр слышал, как мать говорит его брату:

– Она ж ниткой была нашей к нему. Ниткой единственной, реальной… А ты оборвал разом… Кто тебя просил?! Она бы нам все сказала. Я б кусок за куском из нее – сказала бы, не выдержала, а ты разом все оборвал. Убить тебя, сволочь, за это мало… Труп-то теперь куда? Куда, я тебя спрашиваю?!

– Вывезем, не беспокойся. А ниткой, как ты выражаешься, она, может, и была, да только…

– Что только, недоделанный?!

– Там вон и другая нитка, кажется, появилась.

– Где там? Что ты плетешь?

– Вот тут, на, почитай.

Шелест газеты.

ОНИ ТАМ ПОСЛЕ ВСЕГО ЕЩЕ И ГАЗЕТУ ЧИТАЮТ? МАМА ЛАРА, БРАТЕЦ ГРИША, НУ ВЫ ДАЕТЕ…

Петр вышел из ванной. Там, на столе, кажется, водка еще осталась.

Тело на цепях под потолком…

Нож торчит…

Лужа… черная лужа…

Питбуль Рой жадно лижет кровь…

На столе – смятая газета. Заголовок на первой странице аршинными буквами: «Никитников переулок, 12 – арбатский убийца жил здесь в здании обувного склада».

Адрес знакомый…

Столько времени прошло…

Адрес…

Тело… мертвое мясо в подвале… Как легко, как просто, оказывается, входит в мясо нож…

«Никакой загадки нет. Арбатский убийца Пепеляев безумен, в этом все дело». Катя шла по коридору Главка и репетировала первую фразу, с которой она вот сейчас войдет в кабинет полковника Гущина и поведает ему свои выводы, что сами собой напрашиваются после того, что она видела в Центре судебной психиатрии.

«Никакой загадки нет. Пепеляев стал стрелять в людей, потому что сошел с ума, да видели бы вы, как он пытался кулаком пробить стекло, чтобы добраться до…»

Стоп. Она даже замедлила шаг. А ведь Пепеляев из своего закрытого, запечатанного наглухо бокса действительно пытался добраться… До кого же? Врач был там, внутри, в пределах его досягаемости, но он его и пальцем не тронул, просто отшвырнул. И на нее, Катю, он не обратил ни малейшего внимания, и Геворкян его не встревожил своим белым халатом. Он стал вести себя неадекватно после того, как к боксу подошли студенты… И значит, какой из всего этого вывод?

Ладно, там разберемся. Катя решила не вдаваться в детали. Самое главное объявить сейчас Гущину: Федор Матвеевич, я была там, я видела ЕГО. Он безумен – в этом все дело.

– Екатерина Сергеевна, погодите пару минут. У Федора Матвеевича товарищ полковник, – предупредил Катю дежурный по управлению уголовного розыска, когда она была у кабинета Гущина.

– Какой товарищ полковник?

– Полковник Мазин, вроде как знакомый его.

Делать нечего, надо подождать. Катя почувствовала прилив досады и раздражения: когда вы вот так летите новость сообщить, а вам крылья на лету подрезают, это не есть хорошо. Вообще к Гущину, после того как он так прославился своим героическим арбатским задержанием, разные там «друзья и товарищи» прямо косяками прут. Работать мешают!

Она заглянула в отдел по борьбе с кражами и угонами автотранспорта, поскучала там четверть часика. Конечно, интересная работа искать угнанные джипы, но арбатский убийца Пепеляев – все же тема куда круче.

– Сделаю, все понял, сделаю, что смогу, и адрес пробью, о чем речь?

– Лады, тогда скинь мне либо по факсу, либо на мой e-mail.

– Куда? Ах это… ящик, что ли, компьютерный…

Катя тут же покинула кабинет «угонщиков» и выглянула в коридор. У полковника Гущина вечно нелады с пониманием современных возможностей Интернета. Что поделаешь, возраст… А кому это бас такой принадлежит – прямо шаляпинский?