Эксклюзивный грех - Литвиновы Анна и Сергей

В кухне тем временем зашипело, зафыркало.

– Суп убегает! – всполохнулась мама, метнулась из комнаты. Но Надя ее опередила, первой домчалась до конфорки, убавила газ, сняла с кастрюли крышку. Суп спасен, так что зря мама сердится, что она неловкая и небыстрая.

Живого карпа в кухне, по счастью, не наблюдалось, в миске лежали аккуратно разделанные кусочки филе. А раз обойдется без рыбоубийства, можно маме и помочь.

– Ну ладно, говори, что делать, – пробурчала Надя.

– Тесто для фритюра. Взобьешь яйцо, потом добавишь в него пиво…

Надя только головой покачала. Вечно мамуля чего-нибудь учудит. Рыбу в пиве жарить, где ж это видано? Она, Надя, на такие изыски не способна. Только борщ готовить и умеет – целый месяц училась.

Под чутким маминым руководством обед удался. Ни в каком ресторане так не накормят. Одно обидно: мама купила свежий хлеб. А кто удержится от нежнейшего, ароматнейшего, еще теплого батона? Надя съела под супец да под рыбку целых три куска – что означает плюс как минимум килограмм. Поэтому теперь ей придется сидеть без ужина. Или, что еще хуже, валяться на ковре и крутить “велосипед”, сгоняя вес. Что у нее за фигура такая! Право, несносная – чуть больше съешь, немедленно полнеть начинаешь. Вон, подруга Ленка лопает, как три грузчика, а выглядит тоще завалящей селедки.

– Конституция. Аэробика. Сигареты, – оправдывала свой идеальный вес подруга.

С конституцией Наде и впрямь не повезло – что поделаешь, наследственность, мамуля вон уже пятьдесят четвертый размер разменяла. На аэробике Надежде не понравилось. Во-первых, скучно, все движения похожи. А во-вторых, за шустрой тренершей разве поспеешь? А курить Надя тоже не любит. Пофорсить с сигаретой в руке, в общем-то, можно – но потом от самой себя так противно воняет! Никакая жвачка не спасает. Да и мама бурчит насчет рака легких.

Оставалась диета. Тоже, конечно, приятного мало. Когда сидишь за хорошей книгой, так и тянет пожевать то сушку, то сухарик… Может, ей теннисом каким заняться? Или в фитнесс-клуб пойти? Только с их доходами в фитнесс-клуб с теннисом как раз прямая дорога. Маминой пенсии едва на продукты хватает. А Наде приходится обеспечивать все остальное – одежду, обувь да скромный отдых. Учится она добросовестно – стипендия почти всегда повышенная. После занятий работает на полную ставку, с двух и до девяти, в Исторической библиотеке. Но студентам платят гроши, а библиотекарям и того меньше. А стоять на рынке, как Ленка, Надя не умеет и не хочет. Попробовала однажды книгами торговать – так у нее в первый же день с прилавка сперли дорогущую секс-энциклопедию. Пришлось собственные триста рублей выкладывать. Хорошо хоть, мама ее всегда поддерживает:

– Тебе в библиотеке работать нравится? Ну и работай. С голоду не помрем.

В библиотеке Надя согласна работать хотя бы из-за одного запаха. Так вкусно в библиотеке пахнет! Переплетаются ароматы новых глянцевых книг, пыльных старинных томов, газет, древнего, изъеденного жучком паркета… И еще пахнут цветы – они на пару с начальницей, заведующей профессорским залом, развели на подоконниках целую оранжерею и сурово отчитывают рассеянных ученых, что в задумчивости ощипывают лепестки. Вообще публика у них в Историчке классная. Например, старушки-ученые, приходящие в их профессорский зал. Надя, кажется, физически на расстоянии ощущает их ум, и железную, совсем не женскую логику, и аромат давно забытых духов… Молодые доценты – не те, что являются в затерханных джинсиках, а успешные, работающие на западные гранты, – просто фантастика. От них пахнет “Хьюго Боссом”, и хорошими сигаретами, и еще каким-то особенным, очень Мужским запахом. Так и хочется немедленно рвануть в хранилище и самолично разыскать для них какое-нибудь редкое Уложение шестнадцатого века…

– Давно бы кого из них подцепила! – советует Ленка.

Только как их подцепишь? Кто обручальным кольцом сверкает – с такими Надя не связывается. А другие – шоколадки дарят, но телефончик не просят…

– Ты еще в балахон нарядись. И в чадру, – издевается подруга, оправдывая невнимание к Наде со стороны мужиков.

Верная Ленка давно пытается приучить Надю к кофточкам в обтяжку да к легкомысленным юбкам. Но за мини-юбку заведующая без гарнира сжует. А узких кофточек Надя сама стесняется. Грудь у нее подкачала – выросла, будто на силиконе. Натуральные пышки. Хачики с рынка так и норовят цапнуть. Такие булки выпячивать – себе дороже. По улице спокойно не пройдешь, да и профессоров в греховные мысли вводить боязно…

– Все у тебя будет, – успокаивает Надю мама. – Просто ты молодая еще.

– Ну ничего себе, молодая – двадцать три уже! – возмущается Надя.

А мама говорит ей, что женщины делятся на “свистушек” и “настоящих”. “Свистушки” выскакивают замуж сразу после школы, немедленно обзаводятся кучей детей и годам к тридцати выходят в тираж, стареют и меркнут. А “настоящие”, говорит мама, в тридцать лет только расцветают, наливаются соком, мудреют. “Молодость для них – как для брильянта огранка, – уверяет мама. – Свистушки, пока молоды, водку пьют. А настоящие – ума набираются. И к тридцати – засияют. Как алмаз “Орлов” – засияют!"

Надя вздыхала, слушая мамины утешения. Никто не спорит, хорошо мечтать, что скоро ты превратишься в бриллиант. Но только так скучно весь выходной сидеть в своей комнате! И лишь читать про то, что где-то есть и любовь, и секс, и разочарования, и жизнь, и праздник… А выходной уже катится к вечеру, и вот соседка Юлька с довольной мордочкой выпорхнула из подъезда. Одета в неизменную кожаную юбочку, грузится в чей-то потертый, но – джип. Уносится на поиски приключений. А у нее, Нади, приключения только в книгах. И в них же – страсть, ненависть, ревность. А настоящей жизни будто и нет. Стоит она, как Гаврош, у манящих витрин, а зайти внутрь не может.

"Кожаную юбку себе, что ли, купить? – думает Надя, уже засыпая. – Ноги-то у меня длинные…"

Дима сидел в кабачке на Дам-сквер, пил пиво. Расслабленно улыбался. За натертым до блеска окном шумела Европа. Из автобусов выплескивались бесконечные волны туристов. Хмурый уборщик сосредоточенно оттирал еле видное пятнышко на асфальте. Амстердам, заграница, бочковой “Хайнекен” – все позади, завтра домой.

"Ведь отписываться придется, – вяло думал Дима. – А о чем писать – фиг его знает. Ну ладно, прорвусь. Чего-нибудь да придумаю. Путеводитель куплю, в самолете почитаю…"

О, Амстердам, лихорадочный, бешеный, беспредельный, отвязный город! Что можно о нем рассказать? Написать о неулыбчивых барменах из кафе-шопов? О добропорядочных бюргерах, стыдливо хихикающих над непристойными сувенирами? Сувенирные магазинчики Амстердама полны всяких развратных штучек. Себе Дима приобрел “сладкую парочку”: два пластмассовых зайца, один позади другого. Поворачиваешь ключик – звери начинают.., э-э.., м-мм… Когда Дима в лавчонке самолично завел развратных зайцев и те принялись совершать возвратно-поступательные движения, он ржал на всю Голландию. Зайцы работали до уморы сосредоточенно. А рожица одного из зверей – того, что внизу, – удивительно напоминала постную физиономию главного редактора. Дима немедленно приобрел сувенир. Он поставит его на свой стол и будет заводить после летучек-планерок.