Эксклюзивный грех - Литвиновы Анна и Сергей

– А ты умеешь? – поддела дочь.

– Спрашиваешь! Я на работе всех девчонок красила. Чего-то, наверное, и сейчас еще помню…

– Мамуль, ты у меня – золото! – просияла Надя. – И стрелки мне подведешь?

– Могу и стрелки! – браво заявила мама. Надя вытерла сладкий от блинчиков рот, чмокнула маму в щеку и понеслась в ванную. Ей не терпелось побыстрей умыться и приступить к мэйк-апу. То-то девчонки ахнут, когда Надежда явится на вторую пару с настоящими стрелками!

Коллеги знали о его потере. В длинном редакционном коридоре, по пути к своему кабинету, Дима поймал на себе пару сочувственных женских взглядов. He-сколько человек, особо близкие к нему корры-мужики, были вчера на похоронах. Помогали нести гроб. От имени редакционного коллектива на свежую могилу Евгении Станиславовны Полуяновой возложили венок.

Дима вошел в свой кабинет, повесил куртку на плечики, включил компьютер. Это означало: я здесь, я на рабочем месте. Даже не просмотрев электронные письма, набившиеся в его почтовый ящик за последние пару дней, вышел из кабинета. Он хотел поговорить с главным редактором – пока того не закрутило ежедневное редакционное веретено: летучки-планерки, разборки с авторами и героями публикаций, интриги с издателями и визиты в “сферы”.

– У себя? – спросил он, входя в “предбанник” у кабинета главного.

– Да-да, Димочка, заходи, – сказала Марина Михайловна, пятидесятилетняя секретарша, сказала ласковей, чем обычно. Поглядела на молодого спецкора сочувственно.

Главный редактор, как всегда по утрам, просматривал внушительную кипу свежих газет.

– Проходи, Дима, – сказал он, не поднимая головы. – Садись.

Сам встал из-за стола и сел напротив Полуянова за столик для визитеров. Тем самым продемонстрировал: он понимает, что разговор предстоит неофициальный. Спросил:

– Тебе отпуск не нужен?

– Нет, – твердо ответил Дима.

– Ну и правильно. Работа – лучшее лекарство. А когда надо будет, поможем и с памятником, и со всеми прочими делами. У нее ведь никого, кроме тебя, не было?

– Нет, Василий Степанович.

– Соболезную. Еще раз – соболезную. – Главный побарабанил пальцами по столу. Молчал. Молчал и Дима. Тогда главный спросил:

– Чем еще мы можем помочь?

– Я бы хотел, чтобы убийцы матери были пойманы. И наказаны.

– Понимаю тебя. – Пауза. – Я могу, конечно, позвонить начальнику ГУВД. Или даже министру. – Пауза. Перестук пальцев по столу. – Но давай отложим этот вопрос на два-три дня. Пока мне подобное давление на следствие представляется несвоевременным. Дело, насколько я понимаю, расследует окружное управление. А мильтоны там – “на земле”, как они говорят, – очень ревниво реагируют, когда на них начинает давить начальство: указывать им, помыкать… Так что давай лучше я тебе устрою встречу с начальником окружного Управления внутренних дел. Прямо сегодня. Не против?

Дима дернул плечом:

– Можно.

– Похоже, – продолжил редактор, – убийцы – тамошние отморозки. Поэтому местные менты поймают их скорей, чем кто бы то ни было. А если через три-четыре дня результатов не будет, я сам отзвоню лично министру. Не против?

Дима опять пожал плечами.

– Только, пожалуйста, Полуянов, – слегка нахмурился главный, – давай без самодеятельности. А то ты любишь!.. – Он покрутил в воздухе рукой, словно рисуя нечто неопределенное, но до крайности завиральное и сомнительное. – То ты, понимаешь ли, с парашютом прыгаешь из рейсового самолета. То к мафии в плен попадаешь. То телепата на видео снимаешь – помнишь, какие тогда у нас с эфэсбэшниками неприятности были?.. Так что ты береги себя, Полуянов! – сказал редактор с оттенком не заботы, но скорее легкой угрозы. И продолжил:

– Каждый должен заниматься своим делом. Мильтоны – ловить преступников. А журналисты – об этом писать. Но не наоборот. Кстати, можешь пообещать начальнику окружного УВД от моего имени: найдет убийц твоей матери – дадим о нем и его людях очерк на полосу. И фотку его лично, в мундире и медалях, на четыре колонки дадим – так дадим, как раньше только Брежнева печатали… В каком, говоришь, округе твоя мама проживала?

– В Первом Северном.

– Прямо сейчас тамошнему милицейскому боссу и позвоню. Я его немного знаю.

Главный редактор встал из-за столика, давая понять Диме, что аудиенция окончена.

– Профессоров наших, похоже, дождем залило! – вздохнула начальница.

Время вроде самое ходовое – а в читалке профессорского зала сидит лишь парочка старушек.

Надя вместе с начальницей давно переделали все дела: “сброшенные” книги сданы в хранилище, свежие газеты подшиты, и даже пустившую побеги фиалку рассадили по двум горшкам. Выпили уже по три чашки чая и все удивлялись: в Историчке такое затишье бывает редко. Не иначе мерзкая погода виновата. Студентам-то все нипочем, их зал набит под завязку – а профессора, видать, приболели.

– Может, магнитные бури сегодня? – предположила Надя. – Вот старички наши и расхворались?

– Может, и бури, – пожала плечами начальница. Она взглянула на часы:

– Почти пять. Отпустить тебя домой, что ли?

– Как скажете, – равнодушно произнесла Надя. Краем глаза она заметила: в начальничьей сумке пестрит обложкой какой-то дамский роман. Наверняка шефиня, пользуясь затишьем, за него и возьмется. Но при Наде ей неудобно. Разве пристало читать Сандру Браун заведующей профессорским залом?!

Надя с удовольствием осталась бы в Историчке, она давно заказала из хранилища парочку нужных книг для курсовой. Но начальница, бедняга, на свою сумку с романом так и косится, не терпится ей почитать про то, как “соски ее напряглись”. Ну и пусть читает.

– Мамуль, я домой еду, – позвонила Надя.

– Правда? – обрадовалась мама. – Приезжай, Надюшенька, я тебя жду.

Главный редактор не подвел. На семнадцать ноль-ноль назначил Полуянову встречу с начальником Управления внутренних дел Первого Северного округа, генерал-майором с говорящей фамилией Ухваткин.

Первое Северное УВД располагалось на улице Адмирала Макарова. Места Диме были знакомы. Здесь поблизости находились редакции русского “Плейбоя” плюс всяких там “Космополитэнов” и “Домашних очагов”. В “Плейбое” Димочка как-то, года три назад, опубликовал большое интервью с молодящимся политиком Борисом Земцовым – и был, помнится, приятно поражен гонораром, составившим четырехзначную долларовую сумму. Очень порадовали его тогда и расфуфыренные, стройненькие, все как на подбор, девочки и дамочки в редакционном буфете. Он в тот вечер сорил нежданным гонораром направо-налево, и мало кто ушел из буфета, не облагодетельствованный джином и виски за Димин счет. А домой он уехал с очаровательной стервочкой из молодежного журнальчика “Йес!”.