Зимняя гонка Фрэнки Машины - Уинслоу Дон

Фрэнк умолкает. И без слов ясно.

Тревису его идея нравится.

– Это сработает, Младший, – говорит он. – Когда Вена увидит, что мы заполучили Фрэнки Машину, он наложит в штаны.

– Не наложит, – возражает Фрэнк. – Однако он предложит более разумные условия. – Фрэнк поворачивается к Мышу Младшему. – Я не хочу войны, малыш, если ее можно предотвратить. Я видел войну. Лучше мир.

С годами кое-чему учишься, думает Фрэнк, если, конечно, остаешься в живых. Молодым парням всегда надо доказать, какие они крутые. Тестостерон. А те, кто постарше, находят радость в компромиссе. Тестостерон им нужен для другого.

Мышь думает. Судя по выражению его лица, ему это дается с трудом. Потом он спрашивает:

– Как насчет пятидесяти тысяч?

– Пятьдесят тысяч за решение твоей проблемы, какой бы ни был результат.

– Половина сейчас, – говорит Мышь Младший. – Половина, когда все закончится.

Фрэнк качает головой.

– Все теперь.

– Такого никогда не было.

– Этого никогда не было.

Они сразу пришли к нему. На самом деле им следовало сначала обратиться к Майку Риццо, главе поредевшей банды Сан-Диего, который собирал плату за подобные услуги.

Хорошо бы переговорить с Майком о Вене, заручиться его поддержкой. Майк Риццо старой закваски. Они с Фрэнком знакомы уже давно. Майк – друг Фрэнка, которому он все может доверить, его партнер, его ведущий. Он все объяснит и предостережет насчет опасностей.

Однако Майк, с его кошачьим инстинктом, неожиданно куда-то убрался, когда возобновилось расследование по делу Гольдштейна.

Ну и ладно, Майк.

Может быть, оно и к лучшему.

– Две трети, одну треть, – произносит Мышь Младший.

– Я не буду с тобой торговаться, малыш. Это условия, на которых я работаю. Ты принимаешь их – отлично. Не принимаешь – тоже хорошо.

Деньги в «хаммере».

Мышь Младший посылает за ними Тревиса. Тот приносит портфель с пятьюдесятью тысячами долларов – уже бывших в употреблении, с разными сериями и номерами.

– Папа сказал, они все должны лежать одной стороной, – улыбнулся Мышь Младший.

– С чего это ты разболтался? – спрашивает Фрэнк. С того, что ты льстивое дерьмо, думает Фрэнк, но стараешься показать, будто ты умный и крутой. А ты не то и не другое. Будь ты умным, не загнал бы себя в угол. Будь ты крутым, сам позаботился бы о себе.

– Это бизнес, – говорит Мышь Младший. – Ничего личного.

Жаль, Фрэнку не платят по десятицентовику каждый раз, когда он слышит эти фразы. Умные ребята услышали их в первом «Крестном отце» и запомнили. Теперь все их произносят. То же самое, что с «крестным отцом» – пока не вышел фильм, Фрэнк не слышал это словосочетание в таком контексте. Босс был «боссом». Хорошие были фильмы – два из них были хорошие – однако они не имеют ничего общего с семьей, во всяком случае, с той семьей, которая известна Фрэнку.

Наверное, на Западном побережье иначе, думает он. У нас ничего «сицилианского» не было.

Или у нас слишком жарко для шляп и плащей.

– Мистер Машина, – окликает его Тревис.

Фрэнк недовольно смотрит на него.

– Я хотел сказать, мистер Макьяно, – поправляет себя Тревис. – Есть еще кое-что.

– Что?

– Встреча сегодня, – говорит Мышь Младший.

– Сегодня? – переспрашивает Фрэнк. Уже за полночь. Спать осталось три часа сорок пять минут.

– Сегодня.

Фрэнк вздыхает.

Трудновато мне живется.

8

Мышь Младший подает Фрэнку сотовый телефон.

– Номер уже набран, – говорит он, нажимая на кнопку.

Вена отвечает после пятого гудка.

– Алло!

Голос у него такой, словно его разбудили.

– Винс? Фрэнк Макьяно.

Как Фрэнк и ожидал, надолго воцарилось молчание. Наверное, Винс напрягает мозги, стараясь представить, с чего это Фрэнки Макьяно звонит ему, где взял номер его телефона и чего он может хотеть.

– Фрэнки! Давно тебя не было слышно!

– Очень давно, – равнодушно отзывается Фрэнк.

Век бы не слышать, не соскучился бы. С Винсом он знаком с восьмидесятых годов, познакомился в Вегасе, когда тот еще был открыт для всех. Винс был завсегдатаем в «Звезде», почти тамошней мебелью. Если его не было видно за столом, за которым играли в «очко», значит, он смотрел смешные шоу. В те времена он вечно досаждал всем, по сто раз напоминая людям об их обязанностях. Винсу нравилось думать, будто он очень страшный, но страшным он не был, хотя, к сожалению, он этого не понимал.