Осколки великой мечты - Литвиновы Анна и Сергей

Вере хотелось крикнуть на Василия:

«Прекрати! Прекрати! Прекрати!»

Но она промолчала. Не сказала и о том, что никакого «маленького Васьки» после сегодняшнего вечера все равно не будет. Исключено – она еще вчера освобождение от физкультуры брала… Так что извиняй, Вась, наследника у тебя пока не будет. Матушка-природа против…

Вместо этих слов Вера обняла Васю, прижалась к нему, сказала ласково:

– Выбрось из головы. Ты обязательно вернешься. А я буду тебя ждать.

Он слабо улыбнулся:

– Ой ли?

– Честно-честно! – весело ответила Вера, радуясь, что он успокоился.

И рассказала Васе свой стратегический план: она наляжет на учебу, чтобы обеспечить себя авторитетом и повышенной стипендией. А в свободное время будет заниматься своим расследованием. И докажет всем, кто хихикает за ее спиной: она – не просто тихонькая середнячка, которая только и может прославиться тем, что переспит с преподавателем. Нет, она не такая. У нее есть мозги и есть сила воли. Она еще победит эту жизнь. Преуспеет в ней. И уж по крайней мере поборется, а не бессильно откинет лапки.

– Ты будешь мне писать? – требовательно спросил-приказал Васька.

– Буду! Конечно же, буду! – пообещала она.

…К январю Вера установила почти триста пассажиров с «Нахимова». Сдала сессию всего с одной четверкой и получила повышенную стипендию.

И в январе же она заметила, что уже давно не ходила к медсестре брать однодневное освобождение от физкультуры. Но почему? У нее же ничего и ни с кем не случалось, если не считать тогда с Васькой. Но это был по определению безопасный день!

Вера мало что знала о женской физиологии. И решила посоветоваться с опытной Зойкой. Та сказала безапелляционно:

– Ты фрукты ешь? Высыпаешься нормально? На свежем воздухе гуляешь? Нет? Так чего тогда хочешь? Обычное дело, у всех бывает. От недостатка витаминов. Я даже знаю, как называется… во, дисфункция.

– Может, к врачу сходить? – робко предположила Вера.

Зойка расхохоталась:

– Сходи, если не лень. Только врач тебе назначит то же, что и я, – прогулки да фрукты.

Вера поверила и успокоилась. Но в феврале тоже ничего не произошло.

– Дисфункция затянулась, – авторитетно сказала Зойка.

– А если нет? – тревожилась Вера.

– Тебя тошнит? Голова кружится? Жор напал?

– Нет, не тошнит. А жор у меня всегда…

– Ну и расслабься.

Но Вера больше расслабляться не могла и отправилась к институтской врачихе.

– Да тебе, девочка, скоро уже в академку! – весело сказала пожилая гинекологиня.

…Так не бывает. Это исключено. Невозможно, чтобы все сваливалось на нее одну.

– Вы? Вы уверены? – пролепетала она.

Врачиха предложила спокойно:

– Не веришь – могу на ультразвук направить. Только там очередь как раз к родам подойдет.

– Но как же так?! Меня совсем не тошнит, не болит ничего!

– Радуйся, дурочка, – беременность хорошо протекает.

– Запишите меня на аборт, – хладнокровно сказала Вера.

Она успела заметить гневное недоумение в глазах врача. «Сейчас мораль начнется», – испугалась Вера. Но морали не последовало. Докторша просто пожала плечами:

– Поздно. Четыре месяца. О чем ты раньше-то думала?

– О том, что не может такого быть! У меня пятый день всего был!

– Бывает, и на третий залетают… Отец есть у ребенка? – поинтересовалась врачиха.

– Отец в армии, мы не расписаны. Стипендия пятьдесят, родителей нет, еще двадцать присылает бабушка, – в телеграфном стиле выдала Вера.

– Значит, сообщай отцу. И его родителям – пусть помогают. Аборт на таком сроке тебе ни один врач не сделает. И к бабкам идти не советую. Таз у тебя узкий, угробят…

Вера вышла из кабинета, упала на коридорный диванчик. Что ей делать? Рыдать? Биться головой об стену – чтобы забрали в психушку, накололи всякой дрянью и дали возможность наконец-то забыться и забыть обо всем? Лежать в горячей ванне, чтобы случился выкидыш? Интересно только, где она ванну найдет… Говорят еще, можно таскать тяжести… Зойка, наверно, и другие способы знает.

Вера прислушалась к себе. На секунду ей показалось, что малыш, прятавшийся внутри ее, возмущенно топнул крохотной ножкой. «Глупости! Шевелиться ему пока рано! – одернула себя Вероника. – Он еще не человек, просто плод. Набор химических элементов». Хорошо, пускай плод. Плод, который можно легко уничтожить. От которого можно легко и без угрызений совести избавиться.

Какие слова-то нехорошие: «уничтожить»… «избавиться»…

Вера задумалась: что бы ей сказали родители? Если б она пришла к ним, повинилась? Она ярко, как будто стояла рядом, представила возмущенное лицо мамы и встревоженное – папы. Пропустила мимо ушей естественные гневные слова. И поняла, четко и ясно, ЧТО бы решили родители: пусть остается. Выживем. Прокормим.

Может, и правда, не надо? Не надо – избавляться? Васька же сам сказал назвать ЕГО Васькой. ОН, наверно, уже скоро шевелиться начнет…

Но боже мой, как же это не вовремя! Она же только начинает жить! Ей восемнадцать лет. Второй курс… Да и Васька, отец ребенка, в общем-то, не тот человек, с кем бы она хотела прожить всю жизнь…

Вероника была ужасно расстроена. Но опустошенности, раздавленности, нежелания жить в себе не замечала. Ее обуревала только злость. На несправедливую жизнь и на себя, дуру из дур. И еще – из глубины души рвался азарт. Пока еще робкий, но самый настоящий азарт. А вдруг… вдруг она справится? Выживет – назло всем? Победит? И в сорок лет, когда она станет преуспевающей и богатой дамой (а в этом Вера почти не сомневалась), ее сыну будет уже двадцать два… А из Васьки, наверно, все-таки получится неплохой папаша…

15 февраля 1988 года.

Здравствуй, Васенька!

Пишу тебе на лекции по физике. Сижу на первой парте с серьезным видом. Доцент Караваев, дурак, думает, что я записываю за ним. А на самом деле мне Зойка под копирку лекцию кропает.

У нас все по-старому. В этом семестре я в долгах как в шелках – не сдала два коллоквиума и курсовую. В общаге не топят, а на улице еще мороз, снег лежит. В комнате чертова померзень, спим в шерстяных носках и свитерах.

Как тебе служится? Где ты? В каких краях? Я понимаю, что это, может, военная тайна, но хоть напиши, что там за природа… Погода какая?

Вера резко отбросила ручку. Она громко цокнула по линолеуму в притихшей аудитории. Доцент Караваев на секунду отвлекся от лекции и пронзил ее своим лазерным взглядом. Но ничего не сказал, вернулся к формулам. А Вера обхватила руками голову, спрятала лицо в ладонях. Почему же так сложно написать, что случилось? Пишутся какие-то благоглупости – природа, погода, лекции…

Она подняла с пола ручку и дописала письмо:

На самом деле, все это неважно. Васька, я беременна. Будет маленький Васька, как ты и заказывал. Уже четвертый месяц, а я только вчера узнала. Так что готовься стать папочкой и возвращайся скорее.

На ее письмо Вася не ответил. Она ждала три недели, проклинала работу почты в целом и армейской полевой почты в частности. Написала ему еще раз – всего несколько строк: «Вася, ты что, не получал мое письмо? Так повторяю еще раз – я беременна от тебя, скоро родится маленький Васька».

Ответа опять не последовало. Вера продолжала жить, как будто ничего не произошло. Но на душе было тяжко: неужели она и в Ваське ошиблась? Ошиблась – как ошибалась во Владе? Влюбленный одноклассник получил письмо о том, что скоро станет папой, и ускакал в кусты? Одно дело просить по пьянке: «Назови его Васькой», а совсем другое – брать на себя ответственность за малыша и за нее, Веру…

Нет, Василий не такой. Он от нее не отступится. Он так влюблен, что радоваться должен: удалось-таки привязать к себе неуловимую Веру!

Вероника собралась с духом и позвонила в Куйбышев, Васиной маме. О беременности, конечно, ничего не сказала, но узнала, что Васька и домой тоже давно не пишет. «Услали его куда-то, куда и почта не ходит», – вздохнула будущая свекровь.

Собственную бабушку Вера решила пока не беспокоить, хотя жить становилось тяжелее. Все время хотелось есть, и двойной порцией макарон желудок уже не удовлетворялся. Требовал фруктов, творога, молока. Ее совсем не тошнило, аппетит был отличный. Желудок был согласен на все – кроме столовских макарон. И Вера, попереживав, вытащила сто рублей из неприкосновенной заначки, отложенной на родительский памятник. Сказала себе и вроде бы как родителям: «Ведь я беру не на удовольствия. Потрачу на вашего внука!»

Она перестала каждый день давиться невкусной столовской пищей. Покупала себе на рынке домашний творог, «Адыгейский» сыр и иногда даже гранаты. Постоянное чувство голода потихоньку сошло на нет. Но Вера стала замечать, что у нее портится характер. И она ничего не могла с собой поделать.