Тайна перстня Венеры - Тарасевич Ольга

Лерка обиженно надула свои ужасные губы с «вишневыми косточками»:

– Ай, сама ты деревня! Че, уже и перепутать нельзя? Это я к тому, что мы и без синяков-то особо никому не нужны! Я вчера Рияда отловила, к стенке прижала. Говорю: «У меня тут путевка горит, а ты не смотришь на меня, может, болеешь?»

– А он че? – Света, насупившись, внимательно изучала мой фотоаппарат. – Наверное, сюда надо нажимать, потому что больше вроде некуда…

– Рассмеялся турок! Говорит: не может больше с русскими девушками встречаться. Типа, когда только начинал в отеле работать – балдел, девок куча, блондинки, и все его хотят. Потом надоело ему, приелось, устал, в конце концов. А счас у него невеста есть, и он только с ней будет сексом заниматься. Верный! А туристок вообще, говорит, не хочет.

– А я что всегда доказывала! Дохловат мужик нынче пошел. И вообще он теперь в большом дефиците!

Под переругивание девчонок, одетых в яркие, сверкающие стразами и пайетками платьица, я взобралась на возвышение и приняла картинную позу. Оттуда наша группа – русскоговорящие туристы, собранные из нескольких отелей в Кушадасах, – видна как на ладони. Боюсь, девчонки, явно приехавшие на экскурсию для того, чтобы познакомиться с парнями, пролетят, как фанера над Парижем. Мне определенно кажется, что я понимаю их простую логику. Без мужика – жизнь не жизнь. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Если в нашем отеле никого подходящего обольстить не удается, может, имеет смысл поискать парней в соседних гостиницах? А приметить «товар» можно на экскурсии. Рассказ гида о древностях девчонкам, кажется, до фонаря. Только вот – обломись моя малина! Группа наша состоит в основном из представительниц прекрасного пола. Подружки, мамы с детьми, одинокие женщины… Всегда подозревала, что женщины лучше мужчин! Они более любознательны, легки на подъем. Даже если у барышень, осматривающих древние руины, имеются кавалеры, тоже приехавшие в Турцию, они явно предпочли тупой тяжелый отдых и пиво увлекательнейшей прогулке в историю.

Впрочем, впрочем, впрочем…

Что же меня смущает?..

Здесь что-то не так…

Похожие эмоции и ощущения – этот вдруг пробежавший между лопаток холодок и такое чувство, что мозг гудит, как вдруг проснувшийся системный блок компьютера… – они ведь обычно появляются у меня не просто так. Когда я вижу при вскрытии что-то подозрительное, но еще не осознаю, что именно, мне всегда становится как-то не по себе… И теперь тоже… Но почему?.. Почему?..

– Натусик! – Лера, скривив подпорченные губы, махнула мне рукой – Ты че там, застыла?! Слазь давай! Помочь тебе?!

Света, сопя, оттащила от моего постамента пару булыжников и тоже завопила:

– Вот теперь прыгай! Только ноги не переломай, а то мужик…

– А то мужик нынче привередливый пошел, – закончила я любимую фразу любвеобильных девиц, приземляясь рядом со Светланой. – Девочки, а забирайте моего немца. Достал уже – сил никаких нет, надоел – хуже горькой редьки. Кстати, я бы, если познакомиться хотела, то в город бы выбралась. Что вы в отеле сидите? И экскурсия – тоже не лучший для ваших целей вариант. Поезжайте в город, в центр, там всякие ресторанчики-лавочки, и кто-нибудь обязательно с удовольствием соблазнится!

Света с Лерой, как мне показалось, заинтересованно переглянулись, похлопали длинными, до бровей, ресницами. Лерин несимметричный ротик шевельнулся, чтобы что-то сказать, но…

– Дорогая! Вот ты где есть! Я тебя потерять! Я тебя искать!

Ослепительно-рыжий, худой, счастливый, как мальчишка. Уже тянется ко мне с тюбиком крема – помазать мою сгоревшую пылающую шею. И так рад, что может оказать услугу, лицо светится, а улыбка – во все белоснежные тридцать два.

Псих какой-то!

SPASIBO TEBE ZA KLASSNIJ SEX!!!

Убила бы!

Убью!

Но какое же у него счастливое лицо, когда он на меня смотрит! Вот именно теперь, в этот момент, голову даю на отсечение, он любуется мной с искренним восторгом.

Поди пойми этих мужиков. Мной любуется – с какой-то другой бабой трахается. Кстати, как же интересно, с какой именно? И зачем они затеяли весь этот цирк с моим участием?!

– Ой, Наталия, Дитрих, какая встреча! В автобусе я вас не видела, дремала. – Ванесса в голубом легком платье выглядит так прекрасно, как будто бы не проболтала с нами полночи в баре, налегая на крепкие коктейли. – А я и не знала, что вы тоже собираетесь на экскурсию. Вы первый раз в Эфесе?

После того как я кивнула, актриса продолжила:

– А я уже, наверное, раз в пятый. Я вообще в Турции люблю отдыхать. Пара часов в самолете – и уже на месте, никаких виз, никаких очередей в посольствах, можно сразу идти на пляж. Но люблю не Средиземноморское, а именно Эгейское побережье. Обычно в Бодруме останавливалась, но это более дорогой курорт. Теперь, как и все после кризиса, стала учиться жить экономнее. Решила посмотреть, что за Кушадасы такие – здесь в сравнении с Бодрумом дешевле. И опять не смогла удержаться, чтобы не съездить в Эфес. В эти камни влюбляешься мгновенно, правда? А еще знаете…

Я не знала.

Я ее уже не слышала.

Я поняла, что меня настораживало.

И собиралась выяснить все подробности…

Надев на палец перстень (голова как пьяная, не потерять бы дорогое украшение, в нем – все: свобода Феликса, жизнь, любовь), с бессмысленной счастливой улыбкой, Теренция возвращалась домой.

Как не хватает теперь подруг-гетер из лупанария! С ними можно было бы вдоволь насплетничаться, рассказать все-все, не упуская ни единой подробности. Однако теперь рядом, увы, только рабыня. Конечно, Петра – очень милая девушка. Она добра и многому научила Теренцию. Но есть такие вещи, о которых с ней не поговоришь. Ай, сколько раз уже было. Как заладит: «Грех, грешно, во грехе живете, надо по-другому!» С ней можно поспорить, сказать, что если бы Господь на самом деле был таким суровым, как про него думают, он ни за что не стал бы избавлять Феликса от верной смерти. Но ведь спас – для любви, для радости. Значит, нет ничего такого плохого в ослепительно-ярком прекрасном счастье. Только Петра – она такая упрямая. Не понравятся ей эти рассуждения, расстроится, разворчится, поэтому лучше с рабыней на такие темы даже и не заговаривать.

А Феликс… Теренция залилась смехом.

Нет, сначала все было не смешно. А очень нежно, красиво, чувственно.

От его дразнящих поцелуев тело мгновенно стало сладко вздрагивать. Захотелось тоже провести язычком по его смуглой гладкой коже, добраться до большого твердого члена, распалить ласками.

Феликс шутливо вжал ее в ложе:

– Т-с-с, тихо, все потом. Не трогай меня пока. Наслаждайся…

Его губы превратили грудь, живот и бедра в алтарь, который боготворят, которому поклоняются, жертвуя бесчисленное количество изматывающих поцелуев.

– Люблю твои соски… Ты знаешь, какой красивый у тебя пупочек… А здесь ты такая нежная-нежная… Любимая, сколько я мечтал о том, как поцелую тебя и пойму: ты хочешь, чтобы я вошел в тебя… Ты такая влажная, вкусная, вот возьму и съем тебя…

Теперь не понять, что сводило с ума больше – его ласки или его слова.

Любимый голос шептал непристойности. Перед глазами все плыло. Воздуха не хватало.

Наконец сжалился, развел согнутые в коленях ноги.

Какой же он все-таки там прекрасно огромный. Но медленный, изматывающе неторопливый. Член входит в вагину так неспешно, что хочется схватить Феликса за ягодицы, поскорее проткнуть себя им…

Так умирающий от жажды глотает воду, так любовь наполняет все тело до краев. А потом вдруг неожиданно выплескивается через край и уносит, сладко, стремительно…

Отрезвление происходит быстро.

– Я хочу, чтобы у нас был ребенок!

Когда тело еще бьет сладкая дрожь, внутри находится член, а пересохший рот закрывается нежным поцелуем… Тогда ничего возразить невозможно, остается разве что наслаждаться все убыстряющимся ритмом, резкими движениями, вскриками.

– Как хорошо, – простонал Феликс, обессиленно уткнувшись в плечо.

«Любимый, но такой идиот. Только ребенка нам теперь не хватало. Совсем с ума сошел!» – с блаженной улыбкой подумала Теренция. И сразу же расхохоталась. Не бывает после излития семени такого твердого, чуть вздрагивающего, требующего продолжения любовной схватки члена.

– Как быстро ты догадалась! Я так старался тебя обмануть, – обиженно пробормотал Феликс и стал целовать мочку уха, потом шею. – Теренция, любимая…

Потом они еще долго любили друг друга. Дурачились, хохотали. Поругались, помирились, искусали плечи. Открыв вдруг неимоверное наслаждение болью, расцарапали спины и бедра, перецеловали каждую кровоточащую ранку…

«Я бы рассказала девочкам, – думала Теренция, поднимаясь по крутой, освещенной факелами лестнице в свою комнату, – что любовь так потрясающа! Можно любить и смеяться, любить и шутить, любить и мучиться. Да, мучиться. Мы с Феликсом так увлеклись, что чуть не сгрызли друг другу плечи, а еще у меня содралась кожа на коленках. Ног вообще не чувствую! Какое же это счастье!»