Тайна перстня Венеры - Тарасевич Ольга

Мои любимые песики, Лайма и Боська… Как же я по ним соскучилась! Даже больше, чем по мужу и сыну. Мальчишки – взрослые и самостоятельные, они могут сами о себе позаботиться. Проблемы собак иногда понять сложнее: животные не умеют говорить, приходится угадывать по выражению любимых мордашек, как зверье себя чувствует и чего изволит желать…

– А сейчас, – Бора с микрофоном в руках стал в проходе между сиденьями, – мы с вами едем посещать дом Девы Марии, где она провела последние годы своей жизни. Известно, что святой Иоанн привел Деву Марию в Эфес через четыре-пять лет после смерти Христа. Этот дом, заранее приготовленный Иоанном, находится на горе Корессос (или, как ее еще называют, Бюльбюль) на высоте четырехсот двадцати метров над уровнем моря. Немецкая монахиня Анна Катерина Эммерних, бывшая всю жизнь парализованной, установила духовную связь с Богородицей и написала книгу «Жизнь с Девой Марией». Дева Мария очень обижалась, что люди не знают того места, где прошли ее последние дни. И вот священники, используя книгу Эммерних в качестве путеводителя, нашли развалины дома, где мать Иисуса Христа жила вплоть до своего вознесения на небеса. Тот дом, который мы уже через несколько минут увидим своими собственными глазами, был реконструирован более ста лет назад. Настоящая постройка не сохранилась – давно все это было, как вы понимаете. Однако само место от этого не становится менее значительным! Паломники со всего мира – и христиане, и мусульмане – стараются обязательно побывать в этих краях. Также возле дома Девы Марии бьет источник, вода из которого считается целебной…

Далее последовала утомляюще подробная инструкция: из какого краника надо набирать воду для того, чтобы забрать ее с собой, из какого – чтобы сделать несколько глотков для исполнения желания. Со здоровьем там было все как-то с точки зрения Боры особенно мудро – сначала омыть лицо, потом глотнуть, затем опять умыться, и только тогда хворь исчезнет.

– А я думать, Дева Мария умирать в Иерусалиме, – пробормотал Дитрих, делая слабее бьющий на него поток прохладного воздуха. – Тебе кондиционер уменьшать? Я не хочу, чтобы ты болеть!

Я собиралась сказать, что очень многие события из жизни Богородицы неизвестны и неоднозначно трактуются. В Евангелиях ей, на мой взгляд, вообще не уделяется того внимания, которого она заслуживает. Но пуститься в объяснения не успела – автобус вдруг лихо затормозил. Потом водитель, включив заднюю передачу, на огромной скорости сдал назад, с хирургической ловкостью вписываясь в небольшое пространство между легковыми автомобилями. Мне, правда, за эти доли секунды уже успели миллион раз представиться наши бренные тела, истерзанные падением громоздкой техники в пропасть. И я даже преисполнилась глубоким сочувствием к экспертам, которым придется до черных мушек в глазах описывать все наши царапинки, ссадины, переломы и разрывы внутренних органов.

– Приехали, – объявил Бора и скорчил печальную рожицу: микрофон начал душераздирающе шипеть-хрипеть. – Сейчас мы выходим и идем пешком. Дальше дорога слишком узкая и автобус не пройдет. Кстати, настоящие паломники поднимаются пешком в гору от самого подножия!

Через окно виднелись крутые скалы, поросшие густым лесом, и глубокие жутковатые обрывы. Да, этот рельеф – не Кавказ, величественный, пугающий, вызывающий одновременно ужас и восхищение. Но покалечиться и здесь можно запросто! И как сумасшедший лихач-водитель не боялся сорваться в пропасть и угробить и всех нас, и себя, любимого?! Ох уж мне этот южный темперамент вкупе с тягой к эффектным жестам!

Впрочем, страх и раздражение проходят быстро. Едва я успела выйти из автобуса и глотнуть жаркого, прокаленного солнцем воздуха, как мне сразу стало очень спокойно на душе. Показалось, что нежно и заботливо, с невообразимой мягкой любовью, меня протерли изнутри, вычистили все волнения, проветрили от тревоги и наполнили светлыми, радостными мыслями.

От красоты роскошной природы захватывает дух. Лица окружающих меня людей преображаются, становятся красивыми, спокойными и умиротворенными.

– Благодать Божья, – шепчет где-то за моей спиной Лерка, – прямо конкретно так чувствуется. Очень хорошо мне, как будто бы мужика нашла. А ты, Светик? Тоже балдеешь и тащишься?..

Ее подруга восхищенно отозвалась:

– Не то слово! Меня прет!

Ко мне, с легкой улыбкой на губах, поворачивается Ванесса. И, кивнув в сторону девчонок-домработниц, подмигивает.

Я понимаю, о чем она хочет сказать: у девочек такое навязчивое желание закрутить роман, что все кавалеры в ужасе разбегаются. И даже оказавшись в таком святом месте, барышни просто не могут думать ни о чем другом, такая у них специфическая система ценностей и образ мыслей. Не воспитали девчонок вовремя. Теперь, наверное, уже поздно. Или учиться никогда не поздно? Но отвалившаяся печень, факт, могла бы поспорить!

А потом я слышу Танин голос:

– Мам, ну как еще может себя вести придурочный избалованный ребенок! Как и в Москве: портит мне нервы и ни в чем себе не отказывает. За последние дни он успел утонуть в море, расшибить коленки, слопать пуд мороженого и застудить горло. После того как Анжела погибла в аварии, Сашка его совсем разбаловал. Ну, как же, сирота, без родной мамы, со злобной мачехой… Конечно, был бы Егор родным, я бы так не бесилась. Нет, к самому мальчику никаких претензий – он меня любит, зовет мамой, старается вести себя хорошо. Только у него ничего не получается. Характер такой, все ему надо, все ему интересно. А вот Саша… Нет, мамуль, никаких новостей. Саша больше детей не хочет. Его отцовский инстинкт, видите ли, реализован! А на мои планы и желания он всегда плевать хотел. Говорит, зачем ему опять бессонные ночи и пеленки – он только от детства Егора отошел. Мам, ну что ты такое говоришь, ты как маленькая! Как я его обману и подловлю, если он всегда мне на живот кончает! Ладно, все, уже успокоилась… Тем более толку от этих разговоров никакого. Погода? Отличная, только по вечерам немного прохладно. Нет, не простудилась. Да, буду беречься…

Со мной иногда тоже бывали такие проколы. Гудящая толпа обманчива. Вроде бы дарит иллюзорное одиночество. И может показаться, что никому нет никакого дела до содержания телефонных разговоров, что окружающий шум позволяет не понижать голос. Но в итоге нет ни одного человека, который бы остался в неведении относительно содержания беседы. Как-то раз я сделала аналогичную глупость. Позвонила Леньке и стала жаловаться, что на меня давят, требуют явное убийство классифицировать как смерть в результате несчастного случая. Такое в нашем деле, к сожалению, случается. Я в этом плане человек непробиваемый, на меня где сядешь, там и слезешь, душой кривить не приучена, характер не тот. И это всем известно – но почему бы не попробовать в очередной раз поломать несгибаемого человечка. Все это сопровождалось моими воплями, слезами, соплями, нервами. И в конечном итоге – передачей материалов другому эксперту, который сделал, что требуется. И вроде бы я уже большая девочка, и сильная, и со мной такие номера не проходят. Но как же захотелось пожаловаться мужу, срочно! Такое чувство возникло – вот умру с горя, если не переговорю с ним, и он в своей обычной цинично-сочувствующей манере не скажет то, что мне более чем хорошо известно… Секционная была битком забита народом, визжала пила, ругались, извлекая органокомплексы, санитары. И мне казалось: ну кому какое дело до меня, забившейся с телефоном в уголок возле окошка. Ага, как бы не так. Суть проблемы потом обсуждало все бюро!

А ведь Таня – кто бы мог подумать – может дать мастер-класс Ванессе! Я еще раньше обращала внимание: внешне между мамой и сыном нет ничего общего. Но генетика такие вещи в принципе объясняет. А поведение Тани всегда казалось самым что ни на есть материнским. И вот, пожалуйста, выясняется: на самом деле мальчик – не родной сын. Что ж, дай бог этой семье найти взаимопонимание…

Мы медленно, буквально по миллиметру, продвигаемся вперед. Самого домика Богородицы, расположенного выше, я пока не вижу – передо мной ввысь уходит поток людей, зеленый забор деревьев скрывает угол обзора за изгибом дорожки. Но слева уже различима темная медная статуя Девы Марии. Кто-то, совсем безмозглый, фотографируется рядом, игриво приобнимая статую за талию. Кто-то почтительно целует отшлифованные временем белые камни постамента. Многие женщины уже убирают волосы под платок, как в церкви. Богородица смотрит на всех нас с любовью, прощает грехи, молится за спасение душ. Сколько доброты и ласки в ее ладонях, протянутых нам навстречу…

Тем страшнее вдруг мне становится. Как будто бы сердце вырвали и швырнули в морозильную камеру ледяного ужаса.

Я очень хорошо помню, как это все было. Наверное, любая женщина такое никогда не забывает. Ребенок, сын. Растет в животе, толкается. Как хочется скорее увидеть, взять на руки! Боль родов забывается быстро – в любви, заботах, счастье. Мальчишки – очень интересные, забавные, неугомонные. Характер с пеленок, еще сидеть не может, а уже упрямая складочка на гладком лобике: быть по-моему. Ну и конечно, чем дальше в лес – тем больше дров. Сбитые коленки, синяки, обувь и одежда горят, рвутся, рассыпаются. Но какие сияющие у сына глазенки – всех обогнал, или первым решил задачу, или придумал что-то разэтакое. И я горжусь своим сыном, до слез, хотя стараюсь не показывать вида. Он самый лучший, самый красивый, самый умный, самый-самый-самый…