Тайна перстня Венеры - Тарасевич Ольга

Счастье – есть.

И теперь я точно знаю, где оно есть.

На берегу Эгейского моря…

– Я рыбка, я рыбка, я золотая рыбка, а вовсе не медведь!

Егор. Идет вдоль кромки моря, синие плавки, белые вихры. Вихляет бедрами, кричит и в такт хлопает себя по загорелому животику.

Откуда дети все это берут? Мальчик цитирует песенку? Стишок? Где Егор услышал такие строчки? И, строго говоря, по-моему, это бред какой-то – как можно перепутать рыбку с медведем?

Звенит, не умолкая:

– Я рыбка, я рыбка, я золотая рыбка…

Ага, понимаю. Похоже, у мальчика началась любовь. К малышке в красной панамке, которая старательно возится с песком, ведерком и лопаткой; к той самой дочери злобного бюргера и молоденькой девочки-Chanel неопределенно-восточной национальности.

Егор приблизился к объекту симпатии, особенно громко прокричал свою песенку и даже сопроводил ее активной жестикуляцией. Рыбка – сложенные ладошки, вытянутые вперед руки, и пошли вперед волнообразные движения. Медведь – ведет, ведет ручонкой, старательно очерчивает вокруг своего худого тельца, пытаясь изобразить объем. Потом, скосолапив ноги, делает пару шагов.

– Я рыбка, я рыбка, я…

Девчушка не выдерживает напора оказываемых знаков внимания. Бросает Егору под ноги ведерко и, заливаясь слезами, бежит к уже наблюдающей с задумчивой улыбкой эту сцену маме.

– Сегодня не мой день, – опечаленный малыш, опускаясь на песок рядом с моим шезлонгом, явно решил пожаловаться на свою тяжелую судьбину.

Я сразу начинаю копаться в пляжной сумке, пытаясь найти конфету, и при этом прекрасно понимаю, что ее там сроду не было, не люблю сладкое.

Перечень бед тем временем активно продолжается:

– Мама поругалась с папой. Так кричали, так кричали – это просто конец света! За завтраком мне папа опять не разрешил есть дыню…

– Почему? – Я протягиваю ребенку журнал, там вроде были картинки с машинами; вдруг облегчат муки томящегося сердца. – У тебя аллергия?

– Не то слово. Плачу, чихаю, сопли льются. Да уж, старость – не радость. Из меня уже вообще песок сыплется…

Улыбаюсь. Жаль мальчишку, который страдает между молотом и наковальней родительских проблем. Но он – такой смешной попугайчик! Кривляющаяся малолетняя обезьянка! Вещает про сыплющийся песок с серьезным-пресерьезным личиком, и этот вздох, обреченное махание рукой… Актером может стать, точно!

– Доброе утро, Натусик! Вот они мы, не помешаем?

Сегодня девицы вызывают у меня раздражение. Думаю про то, что идиотизм, как правило, всегда бодр, радостен, энергичен. Логично: нет познаний – нет печалей, нечему умножаться, Соломон фореве.

Вру девчатам. Что вы, что вы, не помешаете, я так рада, так рада!

Натянуто улыбаюсь, продолжая безмозглый приветственный щебет. А на самом деле жутко жалею, что забыла дома наушники. Музыки накачала в телефон – на полгига, ну и толку с нее без «ушей»? Отгородиться бы теперь от девчонок! А как гордо называется отель – «Long Beach», и ведь чистая правда. Очень-очень лонг, много пространства, зонтиков, шезлонгов. Но как медом всем именно возле меня намазано! С утра выбрала себе самое тихое местечко: я, море, солнце и больше никого. Наползли, тараканы. Каким бы дустом мне вас всех травануть? Кто-нибудь, подскажите!

– А мы, Натусик, всю ночь и все утро с немцами колбасились. Дохлый номер, – Лера, старательно расправив на шезлонге синее полотенце, достала из сумки солнцезащитный крем. – Смотри сюда, – ее указательный палец сгибается вниз. – Ложная надежда, путевка все еще сгорает. И у Светика та же беда, только…

Перебиваю ее:

– Эй-эй, сбавь обороты! Дети – цветы жизни!

Егор, правда, вроде бы не прислушивается к разговору. Успокоенная мамой роковая малепуся опять вернулась к своим куличикам, и мальчишка явно обдумывает план дальнейших действий.

– Наташ, а как будет «Как тебя зовут?» по-немецки? – интересуется мальчик, лихорадочно почесывая затылок.

Светусик с Лериком отзываются одновременно. Способные, урвали свой клок от паршивой овцы с плохой потенцией. На бессексии и пара немецких фраз приобретает ценность. Интересно, какими еще словами пополнился лексикон прытких барышень?

Я собираюсь сказать Егору, что девочка еще слишком мала для бесед, но откуда-то сверху, с дорожки, петляющей между пальмами и соснами, раздается невыносимый ор. С таким отчаянием, наверное, вопил бы котяра, которому садисты зажимают в тиски мужское достоинство. Покачиваясь, как камыш на ветру, комплект Сергеев, притворяющихся сирыми уволенными менеджерами, дарит миру гордые революционные песнопения:

– И вновь продолжается бой!

– И сердце так бьется в груди!

– И Ленин…

Всполошившаяся пляжная публика видит следующую картину: еле переставляющий ноги Сергей-Толстый вдруг отпихивает Сергея-Лысого и сгибается в рвотном позыве. Парень не успевает даже ни отойти в сторону, ни хотя бы отвернуться – красные жидкие массы хлещут фонтаном на белоснежный мрамор, растекаются по сторонам.

Фу-у, гадость!

Впрочем, я и не такое вижу по работе. Человек ко всему привыкает…

– Вот прикол! Да пацаны, похоже, не ложились еще, – пытаясь скривить практически неподвижные губы, комментирует инцидент Лерик, – на Толстом та же рубашка и те же белые брюки, что и вчера в баре. Сто пудов с вечера бухают.

Светусик, прикрывая нос клочком журнала, ехидно замечает:

– Неа, портки уже теперь не белые. А конкретно такие розовые, заблеванные. Как они нас завернули, а?! Ну и пусть, мы девчонки простые. Все равно нам мужика в таких портках сейчас даром не надо. Пусть уж лучше путевка сгорает.

– Не скажи. Ты что, не помнишь – с утра да вечера ведь вкалываем, весь год – как белки в колесе, и на личную жизню времени совсем не остается, а тут мы расслабляемся, надо ловить момент и мужика завлекать. Будем брать пример с Натусика. Молодец, девчонка! Не останавливается на достигнутом! Только она немца оприходовала, и сразу на Андрюшу глаз положила, зырк-зырк. Ну че ты отмахиваешься, Наташ! Видели мы вчера, как вы на дискотеке отжигали. Вот я правильно сразу просекла: Натусик – наш человек. И это здорово, так и надо. Жизня у нас одна, и приходится ловить любого мужика, который под руку подворачивается…

Трехэтажный мат – такая ерунда. У меня в сознании уже Манхэттен, десятки небоскребов взмывают к облакам.

Тем временем шоу наверху продолжается. Видимо, Сергей-Толстый еще не настолько пьян, чтобы не стыдиться разметанного на глазах всего отеля фарша. Подхватив пошатывающегося Лысого под руку, он пытается уйти. Но они движутся слишком медленно, и к мужчинам приближается служащий отеля. Насколько мне видно, лицо одетого в белую униформу турка выражает скорее сочувствие, чем раздражение. Судя по его мимике, он не высказывает претензии, а интересуется, нужна ли помощь. Бац-бац-бац! В ответ на его вопрос Сергей-Толстый вдруг размахивается и выбрасывает вперед кулак! Турок без труда уклоняется, удар приходится в ухо Сергею-Лысому. Тот неожиданно перестает покачиваться, на лице появляется осмысленно-удовлетворенное выражение – и Сергей-Толстый улетает в сторону ближайшей скамейки.

Твою мать-перемать!

Надо ли еще удивляться, что на курортах не любят русских!

Да мы же как свиньи себя иногда ведем!

А с меня – довольно! Я знаю, что сейчас сделаю! С балкона я заприметила отличный закуток – на газоне, между пальмами, возле прекрасной красно-фиолетовой клумбочки. До пляжа придется идти минут десять, но это мелочи. Зато никакого трепа, никакого музицирования и никакой, никакой тошниловки! Поваляюсь там до обеда. Схожу перекушу, а потом убегу в город, шататься по улицам и изучать местные лавочки. Подальше от русскоязычной компании, как-то мы все излишне плотно в последнее время общаемся!

– Натусик, можно у тебя кое-что спросить? Только без обид, оки? – Света, подняв на лоб солнечные очки, смотрит на меня умоляюще. – Твой немчик сейчас как, свободен? Ты же проверяла, у него там все работает? Так, может, мы с Лериком попользуемся? Путевка ведь сгорает!

Лера завистливо вздыхает:

– Да уж точно, работает. Вон как Натусик его оприходовала – на завтрак Дитрих не ходил, на пляже до сих пор не появился. Или он в Памукале дернул? Без тебя, что ли, уехал? Прошла любовь, завяли помидоры? Впрочем, таки да, есть такой мужик. Сначала дело свое делает, а потом – делает ноги. Реально сразу интерес теряет. Вот и Дитрих этот, похоже, из той же породы гадов… Наташ, только без обид, ты же свой человек…

Мысли прямо-таки взвиваются в моем чердаке, кричат наперебой ломаным русским, голосом немца.

«Я всегда завтракать. Можно не ужинать, но завтракать надо для того, чтобы быть здоров».

«Я купить билет на экскурсия в Эфес и Памукале вместе с русский гид, мы ехать с тобой вместе».

«Я никогда поздно не спать, я любить рано вставать и рано ходить спать».

Дитрих – жаворонок, энергичный и подвижный. Экскурсия в Памукале, на которую он собрался ехать вместе со мной, в составе русскоязычной группы, организуется раз в неделю, до нее еще целый день. Значит… Что-то произошло?