Тайный дневник Лолиты - Володарская Ольга

Обо всем этом Радж узнал из книг и статей в журналах. А от своего товарища еще кое-какие подробности жизни неприкасаемых. Якобы их женщин могут пользовать не только супруги, но вся мужская половина семьи, включая свекра. А свекрови они обязаны мыть ноги и… пить после этого воду. У Козловского почему-то именно это вызывало наибольшее отвращение. И не только физическое (он представлял, какими грязнущими оказывались ноги теток), но и моральное (что может быть унизительнее?).

У хижины, мимо которой они с товарищем проходили, играли два пацана. Лет им было на вид семь-восемь, но штанов ни у одного не было. Трусов, впрочем, тоже. Голые, они возились в грязи, что-то выкапывая из нее. Уж не червяков ли?

Неприкасаемые жили в чудовищной бедности. Зарабатываемых денег не всегда хватало на еду. И дети, которых в семьях было очень много, если видели шкурки бананов, подбирали их и ели. Аристарх сам наблюдал это.

Козловский полез в карман, чтобы достать мелочь и бросить ее детям, но застыл, увидев в окне хижины (просто дыра без стекла) девичье лицо.

– Какая красавица! – восхищенно протянул он, не в силах сдержать эмоции.

– И правда, – согласился с ним товарищ. – Первый раз вижу неприкасаемую с такой внешностью. Как только мог появиться на этой помойке такой цветочек?

– Сколько ей лет, как думаешь?

– Лет четырнадцать.

– Скоро замуж выйдет – у такой красавицы проблем с женихами не должно возникнуть…

– Если не уже…

Козловский тут же представил таз с грязной водой, который подносит девушка к своему чудесному ротику, и передернулся.

– Кинь ей монетку, и пойдем, – сказал товарищ.

– Нет, я хочу с ней поговорить.

– Она не поймет тебя. У них наверняка свой диалект…

Но Козловский не послушался и подошел к хижине. Красавица сначала спряталась от него в «доме», но он ее, точно обезьянку, выманил шоколадкой.

Аристарх успел неплохо освоить язык, на котором разговаривали жители штата, маратхи. Хотя в этом не было большой нужды. Практически все гоанцы владели английским (только разговаривали на нем с таким чудовищных акцентом, что иноземцы их плохо понимали), однако Аристарху нужно было напрягать мозг. Вот он и занялся изучением маратхи и национального языка Индии – хинди.

С девушкой он заговорил на гоанском, и она его поняла.

Звали ее Сагиттой, и она готовилась выйти замуж. В данный момент ее жених был в отъезде. Работал где-то на скотобойне. Там же, где две старшие сестры девушки и когда-то ее мать с отцом (представители более «чистых» профессий, те же разнорабочие на стройках, ни за что не связались бы с «грязной» семьей Сагитты). Женщины таскала на голове корзины с отходами – рогами, копытами, костями. Каждая не менее тридцати кило. Отца у Сагитты не было – погиб. Его забили до смерти четыре года назад, когда его супруга была беременна шестым ребенком, за какую-то ерунду (по меркам цивилизованного общества). Мать после его смерти обрила голову и стала затворницей. Этого требовали предписания варны. Еще сто лет назад вдова пошла бы на погребальный костер вместе с трупом мужа, но на дворе был двадцать первый век, поэтому женщина просто закрылась в четырех стенах, перестав общаться с окружающими, кроме самых близких родственников. Ведь общение с вдовой может навести на человека проклятие.

Сагитта, средняя из детей и младшая из сестер, была на хозяйстве. Обихаживала мать и братьев и ждала жениха. Парня она не любила, но замуж хотела. В Индии, и не только в касте неприкасаемых, до сих пор женщина считается существом второго сорта, чем-то провинившимся в прошлой жизни. Если в семье рождается девочка, родители, мягко говоря, не очень радуются. Единственное, что хоть как-то может улучшить положение представительницы слабого пола в обществе, – это замужество. И конечно же, рождение в браке сыновей. Все девочки об этом мечтают. И их совсем не смущает то, что муж будет запрещать ей работать (или заставит вкалывать с утра до ночи, а сам станет бездельничать), ходить с ним рядом, называть на «ты», смотреть в лицо. Что изобьет за любую провинность, и не только он, но и его родственники. А за рождение дочери может и из дома выгнать.

Козловский оставил Сагитте денег и уехал, пообещав еще наведаться. Слово свое он сдержал. Прибыл с визитом уже на следующий день. Его ждали! На те гроши, что он подал, семья смогла купить риса и фруктов. Закатили пир. А если странный белый господин еще приедет и вновь отсыплет денег, они смогут запастись впрок.

Спустя неделю Аристарх забрал Сагитту с собой. Нанял ее на работу. Предложил хорошие деньги, и она согласилась. Ей нужны были средства для того, чтобы заплатить «калым» жениху. Так было принято в Индии. Обычно это делали родители невесты, но у Сагитты отец умер, а мать не работала.

Делать в скромной обители Раджа (он переехал из гаст-хауса, снял маленький, но вполне приличный домик) вообще-то было нечего. Со всем он справлялся сам. Но зачем об этом знать Сагитте? Пусть думает, что белый господин ни кровать заправить не может, ни унитаз помыть. Тем более что еще пару лет назад так и было. Штат прислуги насчитывал десяток человек. А тут всего одна – и горничная, и садовник, и повар…

Кроме того, что любимая женщина!

О да, Радж-Аристарх воспылал к Сагитте искренним чувством. К этой пусть и хорошенькой, но глупенькой, забитой, дремучей девочке из клана отверженных. Впервые любовь пришла к нему не через восхищение, а через жалость. И она оказалась сильнее остальных чувств. Быть может, потому, что с прежними своими женщинами он… Не то чтобы был неискренним. Просто подсознательно всегда выбирал тех, кто не просто интересен, к кому тянет, но искал исключительных. Либо знаменитых, либо талантливых, либо родовитых, и обязательно сногсшибательно красивых. Первая – известная актриса. Вторая – художница, когда-то подающая надежды, теперь именитая. Третья – попсовая певица. Четвертая… А вот о ней вспоминать не хотелось, но… Светская львица, дочь известных родителей, вся из себя гламурная, яркая, завидная…

А тут – Сагитта…

Даже грамоты не знающая. Да еще с цыпками на руках и до недавнего времени вшами в волосах.

Но Раджу другой не хотелось. Он любил именно эту… Женщину? И так ее назвать трудно. Девочка четырнадцати лет. Но по местным меркам она уже… Именно женщина. Спелая к тому же. На все сто готовая к браку.

Сагитта взялась за работу с невероятным для индианки рвением. Радж-Аристарх давно заметил, что аборигены крайне ленивы и медлительны. Дело, которое можно сделать за час, они растягивают на полдня. Но Сагитта буквально летала по дому, исполняя приказания хозяина.

Аристарх любовался ею. И много разговаривал. Расспрашивал обо всем. Бесхитростная Сагитта выкладывала все как на духу. И это тоже нравилось Козловскому. Ведь от «цивилизованных» женщин такого не дождешься. Все в лучшем случае хитрят. А большинство – обманывают. И много из себя строят… А сколько хотят! Даже те, кто вырос чуть ли не на помойке, мгновенно включаются в игру «Выжми все из мужика!». Начинают с подарков по любым праздникам, а заканчивают… Тут Радж-Аристарх вновь не мог не вспомнить последнюю супругу… А заканчивается все желанием захапать половину состояния!

Сагитта прожила у него месяц и десять дней, потом запросилась домой. Ее жених должен был вернуться, и она хотела с ним встретиться. За все время, что она прожила в его доме, Козловский не позволил себе ни одной вольности. И не только потому, что боялся ее спугнуть. Просто не мог переступить через себя. Это для местных она уже женщина, а для него – девочка. Он хотел повременить с сексом. Дождаться, когда Сагитта до конца сформируется. Или привыкнуть к тому, что, несмотря на возраст, это должно произойти…

– Так вы отпустите меня, господин? – спросила она после того, как, сообщив ему о своем желании съездить в деревню, не получила немедленного ответа.

– А ты вернешься?

– Не знаю. Наверное.

– Почему не знаешь?

– Может жених не отпустить.

– Но тебе же нужны деньги, а я тебе хорошо плачу.

– Да, благодарю вас за это, господин. Теперь у меня есть деньги. Если их будет достаточно для выкупа, мы назначим день свадьбы. И я не знаю, разрешит ли мне жених еще немного поработать.

«Я ее теряю!» – в ужасе подумал Радж.

– А если я тебя не отпущу?

– Тогда я убегу, но мне бы не хотелось. Ведь вы мне не заплатили за эту неделю.

– Ты так сильно хочешь замуж?

– Конечно!

– Но ведь ты не любишь жениха. Говоришь, что он злой. А его мать настоящая ведьма.

– Да, но больше мне никто замуж не предлагает, а я не хочу, как сестры, стать опозоренной… – Остаться «старой девой» у них считалось позором. Причем стыдились этого не только сами невостребованные женщины, но и члены их семей.

– А если я попрошу тебя выйти замуж?