Часы королевского астролога - Солнцева Наталья

– Дом стоит закрытый?

Он кивнул.

– Вы там бывали? У вас есть ключи?

– Бывал и бываю. Это моя обязанность: поддерживать там порядок, проветривать. Магда сказала, что ноги ее там не будет. В доме все напоминает ей о тяжелой утрате. Она еще не готова… хотя прошло семь лет.

– А что, ей не по карману нанять сторожа или прислугу, которая следила бы за домом? – удивленно спросила Астра.

Глебов выдавил кривую улыбку.

– Надо знать Магду. Она и мысли не допускает, чтобы кто-то посторонний хозяйничал в «родовом гнезде». Родительский дом для нее стал чуть ли не святыней, мемориалом покойных отца и матери. Честно говоря, у меня каждый раз мороз по коже идет от их коттеджа. Настоящий склеп. И как они там жили?

– Ясно. Поехали в Линьковку.

– Прямо сейчас? – опешил он. – Так сразу?

– А чего тянуть? Вы на машине?

Феоктистов места себе не находил. Свидание на кладбище! Извращение какое-то. С другой стороны, Гриша прав. На могиле родителей Магда погрузится в горе… В этом состоянии любой человек – особенно женщина – беззащитен, уязвим и нуждается в поддержке, участии. Он жаждет сочувствия и невольно, на уровне подсознания потянется к тому, кто окажется рядом и разделит его скорбь.

– Она всегда ездит на кладбище без мужа, – говорил Таврин. – Я выяснил. Госпожа Глебова весьма эмоциональная дама, а ее супруг – прагматик до мозга костей. Ему непонятно, как можно столько лет подряд убиваться. Слезами мертвых не вернешь. Кстати, вы говорили ей, что были знакомы с Левашовыми?

– Нет. Зачем? Не хочу представляться ей этаким добрым дядюшкой, другом семьи. Посоветуй еще заменить ей отца!

«Было бы разумнее, чем набиваться в ухажеры», – подумал Таврин. Толстяк прочитал это в его глазах и побагровел, его отвисшие щеки затряслись от негодования. Сразу же заныли почки, сдавило в груди – наверное, давление подпрыгнуло.

– Ты меня в гроб загонишь, – простонал он и полез в карман за лекарством. – Дай воды.

Проглотив таблетку, Феоктистов тяжело задышал… Здоровье никуда не годится. Что, если он доживает последние годы? Он не может умереть, не одержав победы над Магдой, – это вдруг приобрело бульшую значимость, чем просто секс и даже финансовая прибыль, которой он посвятил лучшую часть жизни. Господин Феоктистов мог теперь позволить себе самую изысканную проститутку. Денег у него предостаточно – не успеет истратить. Но все померкло перед желанием покорить дочь Левашовых, добиться от нее взаимности. В крайнем случае, силой взять то, что не удастся получить по доброй воле! Подчинить себе именно ее, Магду. Единственную женщину на земле. Еву, созданную для него безымянным и далеким Богом, непонятным, пугающим, который готовит страшный суд. Как предстать перед ним и сознаться в своем бессилии, в своей несостоятельности?

Начальник службы безопасности стоял, качаясь с носков на пятки. У него дел невпроворот, а тут амурами босса приходится заниматься. Угораздило же старикана попасть в когти к молодой львице. Эк его крючит! Небось без виагры ни мур-мур, а туда же, облизывается, как жирный похотливый кот.

«Господи! Еще удар его хватит, без работы останусь!» – со странной усмешкой подумал Таврин.

– Не стоит нервничать. Я все обдумал. На кладбище она не сможет исчезнуть, как в прошлый раз. Положите на могилу цветы, заговорите с ней о Левашовых – и она ваша.

– Я не знал Руфину и Филиппа так уж близко. У нас были общие интересы по бизнесу. Левашовы – замкнутые, застегнутые на все пуговицы люди. Их даже хоронили в закрытых гробах. Такая вот ирония судьбы! Жили затворниками: ни друзей, ни увлечений. Только дом и работа. Дочка вся в них пошла.

– Придумайте что-нибудь. Главное, завязать разговор…

Легко сказать: придумайте! Магда не похожа на других женщин, к ней особый ключик подобрать требуется. Пожалуй, Гриша рассчитал верно. Разговор о родителях она оборвать не сможет, а там, слово за слово потянется, глядишь – согласится поехать в ресторан «помянуть покойных». Выпьет, расслабится…

Хмельные мысли вскружили голову Феоктистова, или лекарство подействовало, но он повеселел, просветлел лицом.

– Ты точно время знаешь, когда она на могилку придет?

– Не извольте беспокоиться, – дурашливо, по-лакейски поклонился Таврин. – Точность, как в аптеке. Магда Филипповна предварительно созванивается с кладбищенской обслугой, чтобы они все к ее приходу приготовили: вычистили, выпололи, подкрасили. Те и рады стараться: денежки-то она им немалые отстегивает, не экономит.

Игорь Владимирович брезгливо поморщился. Дескать, лакей есть лакей, и рассуждения у него лакейские, и выражения.

– Ты меня туда отвезешь и будешь ждать в отдалении, – решительным тоном приказал он. – Не вздумай подслушивать и подсматривать! Всему есть предел, Гриша. Бывают моменты, когда человека должно оставить одного. И чтобы никаких охранников.

– Но…

– Никаких «но»!

– Слушаюсь, Игорь Владимирович.

Феоктистов сидел в кабинете, раз за разом прокручивая в уме все детали того разговора. Вроде бы все они с Гришей предусмотрели, а беспричинная тревога гложет и гложет. Этой ночью сон бежал от него, мучили боли в пояснице, одышка. Совсем сдает тело, не выдерживает нагрузок. Поехать в Германию, лечь в клинику? Потом, потом, если все сложится, сладится…

– Не люблю врачей, – проворчал он, хрипло дыша. – Залечат, угробят. Им только деньги подавай. За деньги они сто болезней придумают, чтобы текли монеты из кошельков пациентов в их бездонные карманы.

Он полез в сейф, достал купленное для Магды колье, залюбовался. Не классический вариант, а красиво – глаз не отведешь. Камни крупные, оригинальной огранки, редкого сочетания цветов. Ей понравится… Он бы хоть завтра преподнес украшение, но на кладбище неуместно, неловко. Ничего, потом.

Толстяк нажал кнопку вызова секретарши:

– Пригласи ко мне Таврина.

– Он на объекте. Там ЧП какое-то. Сигнализация отказала. Григорий Иванович сказал, что задержится. Поедет на фирму, которая датчики устанавливала, еще куда-то. Перезвонить ему?

– Не надо. Ступай.

Она скрылась, беззвучно прикрыв за собой дверь. Банкир терпеть не мог шума. Он стал таким раздражительным!

Феоктистов откинулся на спинку кресла необъятных размеров, сделанного на заказ для его тучной фигуры. В глазах потемнело, навалилась предательская слабость. Неужели он трусит? Завтра он увидит Магду, заговорит с ней…

Руки и ноги налились тяжестью, по спине побежали мурашки. Завтра все решится. Только бы Магда не оттолкнула, не ускользнула от него.

Черт с ним, с Тавриным. Пусть ездит по объектам. Сейчас не до него.

– Мне лучше побыть одному. Приготовиться…

Темная черепичная крыша, узкие окна, готические арки террасы.

– Я не удивлюсь, если на мансардный этаж ведет железная винтовая лестница, – сказала Астра, разглядывая угрюмое строение.

– Вы угадали.

– Наверное, и подвал имеется?

– Верно. У Левашовых там оборудована мастерская. Отец Магды любил столярничать, вытачивать из дерева разные штуки. А мать увлекалась гравюрой, сама пробовала делать клише для оттисков. Ее кумиром был Дюрер.

Глебов оставил машину за воротами.

– Мы ведь не собираемся ночевать здесь?

Астра поспешила его успокоить. Они только осмотрят все помещения и уедут.

Дом Левашовых был окружен высоким забором и матерыми елями, которые остались здесь от вырубленного леса. Никакого модного нынче «ландшафтного дизайна» с лужайками, засеянными газонной травкой, туями и декоративным кустарником. В затененных местах, куда не проникало солнце, остался почерневший снег. От калитки до крыльца вела дорожка из тротуарной плитки под камень.

«Мрачное местечко», – подумала Астра, зябко поводя плечами. Окна, забранные решетками и плотно занавешенные, напомнили ей особняк баронессы Гримм в Камышине. Вдруг показалось, что в одном окне шторы шевельнулись.

– Там кто-то есть…

– Сомневаюсь, – возразил Глебов. – Кому там быть? Вы верите в привидения?

Астра верила, но предпочла умолчать об этом. Она оглянулась в сторону пустынной улицы.

– Жители вымерли, что ли? Нигде ни души.

– Дачный поселок, – объяснил тишину и безлюдье Глебов. – Летом сюда съезжается городская интеллигенция. Дома в основном деревянные, старые. А Левашовы решили построить коттедж и проводить в нем большую часть времени. Магда жила в московской квартире практически одна. Она рано привыкла к самостоятельности. То есть… хм-м… она не особо нуждается в общении. Ей не скучно с самой собой. Я никак не мог привыкнуть к ее молчанию и нежеланию посещать светские тусовки.

– Это качество не часто встречается.

– Она то сидит дома, словно затворница, то целыми днями где-то бродит, то заболевает «музыкально-выставочной лихорадкой».

Он навязчиво повторял одно и то же – его мысли занимала лишь жена и ее странности.