Последний самурай - Воронин Андрей

— Ты всегда меня понимал, — с теплотой в голосе произнес господин Набуки. — Есть какие-нибудь новости? Сабуро покачал седеющей головой.

— Новости есть всегда, — ответил он. — Есть, плохие новости, есть хорошие. Есть те, которые передают по телевизору, и есть те, что сообщает Кицунэ Таками.

— Что же сообщил тебе Кицунэ? — спросил господин Набуки.

Кицунэ Таками — Лисица Таками — был одним из тех людей, кто составлял личную гвардию господина Набуки, о которой никто не знал и с помощью которой он мог вступить в схватку хоть со всем миром.

— Кто-то пытался взломать базу данных головного компьютера банка Аригато, — сказал Сабуро. — Это почти удалось, но один из служащих заметил взлом, поднял тревогу, и вторжение удалось ликвидировать раньше, чем взломщик успел достичь цели.

Господин Набуки поморщился. Сама по себе эта новость не содержала в себе ничего угрожающего. Набуки Синдзабуро не любил компьютеры, поскольку был не в состоянии не только постичь принцип их работы, но и просто слепо уверовать в них, как это сделало подавляющее большинство населения планеты. Он был человеком старой закалки и больше доверял бумаге и стальным дверям сейфов, чем этим серым жужжащим ящикам из тонкой жести и скверного пластика. Как можно хранить свои секреты в чем-то, что по виду напоминает телевизор?! Изобретение же всемирной сети Интернет господин Набуки считал шагом навстречу всеобщему хаосу, предшествующему концу света. Любые защитные системы оказывались бессильны против ловкачей, всегда находивших щелочку в самой прочной броне, и сообщение Кицунэ служило тому наилучшим подтверждением.

— Нужно усилить защиту, — проворчал он, не скрывая своего недовольства. — Неужели нельзя раз и навсегда обезопасить себя от поползновений этих хулиганов? Я думаю, что это был хулиган или кто-то, решивший скачать с чьего-нибудь счета пару тысяч долларов. Если так, то рано или поздно он либо отступится, либо попадет в руки полиции. А что, если это не так? Ты ведь знаешь, Сабуро, что такое банк Аригато.

— Да, я понимаю, — сказал Сабуро. — Защита уже усилена. Но Кицунэ говорит, что стопроцентной защиты просто не бывает. Он ссылается на специалистов, и у меня нет оснований сомневаться в его словах.

— Стопроцентной защиты не бывает ни в чем, — сердито перебил его Набуки. — Я всегда говорил, что компьютеры — самое бесполезное изобретение человечества. Когда-нибудь из-за этих штуковин начнется ядерная война. Заряженное ружье в руках у обезьяны, вот что такое эти компьютеры! Передай Кицунэ, что я им недоволен. Они поспешили. Нужно было засечь взломщика и выяснить, кто он такой и что ему понадобилось в базе данных банка. Не знаю почему, но мне это кажется важным.

— Я передам, — сдержанно пообещал Сабуро.

Господин Набуки молча кивнул и стал смотреть на море, вглядываясь в серо-зеленую гладь так пристально, словно искал там ответ на извечный вопрос о смысле жизни. Он стоял так долго — до тех пор, пока снова шевельнувшееся предчувствие скорой смерти не притупилось до приемлемого уровня.

Глава 4

Полковник Мещеряков открыл глаза и сел ровнее, уперевшись руками в подранные подлокотники. Старое дерматиновое кресло на металлическом каркасе протестующе скрипнуло. Мещеряков зевнул так, что за ушами что-то громко щелкнуло, тяжело помотал головой и принялся массировать виски кончиками пальцев. Голова тупо ныла, как растянутая мышца. «Растянул мозги», подумал полковник, и заведомая абсурдность этого словосочетания неожиданно показалась ему не такой уж бесспорной. Словосочетание это, как ни странно, наиболее полно и исчерпывающе описывало его теперешнее состояние — не только тупую головную боль, но и все остальное, вплоть до окружавшего полковника так называемого интерьера.

В маленькой, лишенной окон комнатушке было накурено, как в школьном туалете во время большой перемены. Свет настольной лампы, освещавшей только клавиатуру компьютера, плавал в серой мути, как протухший яичный желток в грязной воде. По экрану монитора ползли бесконечные столбцы каких-то цифр и значков, клавиатура стрекотала, как газонокосилка на полном ходу, потом на мгновение замолкала и снова принималась трещать, а в ответ на экране возникали какие-то рамки, надписи на английском, неизвестно к чему относящиеся графики, диаграммы и новые столбцы непонятных значков.

Мещеряков с шумом отхлебнул из чашки глоток остывшего растворимого кофе, пошуршал пачкой и закурил, преодолевая сильнейшее отвращение. «Лошадь бы сюда, — подумал он, лениво наблюдая за тем, как дым от его сигареты нехотя растворяется в плотном сером облаке. — Исключительно в целях эксперимента. Наверное, нюхнула бы разок — и сразу с копыт долой. Или хотя бы топор. Тот самый, который здесь можно вешать. А я дурак. Умные люди много лет назад сказали, что инициатива наказуема. Сказали специально для таких, как я. Но дурак тем и отличается от умного человека, что не верит в существование огня, пока не обгорит до костей. Сидел бы себе в каком-нибудь Урус-Мартане, изобретал мышеловки для Хаттаба и горя бы не знал. Нет, повело меня фантазировать, да еще полезть со своими фантазиями к начальству… Вот и сиди теперь, как подставка для зонтиков, и моргай глазами, пока другие работают..»