Тайна перстня Венеры - Тарасевич Ольга

О да, сам себя не похвалишь – так и просидишь неликвидным пузатиком. Из меня, как из бокала шампанского, вырываются пузырьки смеха.

– Боюсь, ребятки, я вас не стою. Не по Сеньке шапка, куда уж нам, простым адептам тряпки и швабры! Я ведь домработницей тружусь. С Лериком и Светусиком! У нас творческое трио. Сначала мы квартир надраимся, а потом выходим охотиться на мужика. Все строго по плану: я его завлекаю, а Лерик со Светусиком оприходовают.

Сергей присел на край кресла и расхохотался:

– Нажаловались, кто бы сомневался! В отношении вас мне это абсолютно безразлично! Вы можете работать кем угодно – с вами все равно интересно. Девчонки же слишком просто заточены. Нужно же мне было к чему-то придраться. Между нами, малышки глупы, как пробки, даже для одноразовых отношений. Я ж не спорю, согласен, неловкая ситуация: сами с Лысым их кадрили, потом сами соскочили. Но еще хуже с такими тусоваться. Вот вы – совсем другое дело. Дался вам этот немец!

Сейчас. Сейчас произнесу свою коронную фразу. Аплодисменты, занавес, вспыхивают софиты. Итак:

– Думаю, моей внучке вы бы не понравились.

– Кому?! – Отвалившаяся челюсть – это, оказывается, не преувеличение. – Не сказал бы, что у вас даже дочка наличествует. С такой-то фигурой нерожавшей бабы! Вы выглядите младше меня! Вот это да, до чего дошли всякие омолаживающие технологии… Слушайте, Наташ, так, может, вы это, девчонкам, Лере и Свете, подгоните телефон вашего хирурга. Жалко же, молодые девочки, а так себя изуродовали. Я как представил Лерин рот за работой…

Тоже мне, заботливый выискался! Хамло похабное!

Прочие физиологические подробности я уже не слышала, выскочила из номера Толстого, оглушительно хлопнув дверью.

На себя бы посмотрел, эстет! Самые красивые части в Сергее – мобильник и ноутбук!

Мужчины неисправимы. Иногда мне кажется, что они думают исключительно головкой своего осеменительного агрегата. Ни манер, ни такта, ни культуры. Все мысли снизу бегут!

Вопросов о том, чем заняться до ужина, не возникло.

Люблю оранжево-розовые закаты! Самые желанные для меня, самые лакомые кусочки южного лета. Как хорошо, что иногда представляется такая возможность – остановиться, понаблюдать за красотой гаснущего солнца, насладиться каждым нюансом меняющихся красок. Рисование – еще одно мое хобби, неистовая страсть. Я специально не брала в Кушадасы мольберт – и так вещей много, тяжело тащить с собой еще и чемоданчик с кистями и тюбиками. К тому же на отдыхе хочется как можно больше увидеть. А если начнешь писать картину – потеряешь время и что-то упустишь. Переносить впечатления на холст можно и позднее. Обязательно нарисую турецкий закат – роскошный, насыщенный, свежий, вкусный! И погода налаживается – я до сих пор торчу на балконе в легком коротком желтом сарафанчике, и мне ничуть не зябко. Вот только…

Блин!

Твою мать!

Нет, я все понимаю! Я сама свободный человек без комплексов! Но есть же какие-то правила поведения!

Демонстративно встав со стула, я пошла в номер и что было сил хрястнула дверью.

Может, бюргер-сосед, наконец, поймет, что меня нервирует его появление с рукой, запущенной в плавки.

Вот хам: как приклеилась лапа к яйцам, постоянно!

Если у него чесотка в этом месте, вши лобковые, то пускай лечится! А если ему нравится мять свой стручок на моих глазах, то я, то я… Даже не знаю, что сделаю, но так просто это не оставлю!

Пометавшись по номеру, я схватила телефонную трубку, набрала номер Дитриха.

Он снял в ту же долю секунды, и сначала было дрожащее «алло», потом нервно-громкое дрожащее «алло» и вот уже даже крик, взвинченный, нервный…

– Привет, привет! Да не ори ты так, оглохнуть можно! У тебя все в порядке? Зайди ко мне, пожалуйста, если ты ничем не занят.

– Я… – он запнулся, вспоминая нужное слово, – я… хорошо, я сейчас приходить и тогда все объяснить. Кажется, я скоро буду умирать.

«Не надо мне ничего объяснять. Соседу моему все объясни. Объясни, прошпрехай – и потом умирай себе, сколько влезет! – Кипение раздражения – процесс длительный. – Да, я в курсе – у европейцев вообще и особенно у немцев нет никакого стеснения в отношении своего тела. Они с пеленок о наготе не задумываются. В сауну всей семьей ходят. А в плавательных бассейнах даже раздевалки не всегда оборудованы, плавки или купальник при всем честном народе разного пола в Германии натянуть – не проблема. Но у нас другие культурные традиции. Хорошие или плохие, не суть важно, они другие, и их надо уважать! Тем более бюргер этот! Он же без штанов не ходит, то в трусах, то в плавках дефиле на балконе устраивает. Но себя там регулярно лапает, извращенец проклятый!»

В дверь номера постучали.

Распахнув дверь, я ахнула. Жара на улице стоит, а Дитриху осталось только шубу надеть! Плотные черные джинсы и голубая джинсовая рубашка с длинным рукавом уже наличествуют.

– Ты заболел?

Прикасаюсь к бледному лбу под ежиком-рыжиком – теплый, не горячий, обычный.

– Я купить на экскурсия турецкий еда. Сладкий, орехи, вкусно. Но там теперь, – Дитрих указал пальцем на живот и закатил глаза к потолку, – я думать, что я умирать. Очень плохо там теперь чувствовать.

Детский сад, старшая группа! А ведь взрослый человек, путешествовать, судя по его словам, любит. Неужели так сложно запомнить: нельзя есть в жарком климате всяческие разносолы. Захлебывайся слюной, но не жри! Неизвестно, где все это готовилось, в каких условиях и сколько темпераментных бактерий там радостно наплодилось под ласковым солнышком!

– Сейчас я тебя спасу. У меня таблетки есть от всякой такой хвори. Еще водки хорошо выпить. Ты пьешь водку?

– Я любить пиво. – Дитрих присел на кресло и грустно вздохнул. – А водка я пробовать – невкусно, и потом крепко хотеть спать.

Я протянула ему упаковку с таблетками, повернулась к столику, чтобы наполнить стакан минеральной водой, и…

Застегнутая на все пуговицы рубашка Дитриха чуть собралась в складки, позволяя сбоку увидеть грудь, тронутую золотистым курчавым пушком. Но меня интересовал не он. А ссадины, свежие, багровые, особенно заметные на белой коже…

– Вот, выпей сразу две таблетки. Теперь вода. Конечно, минеральная, поздно ты стал обращать на такие вещи внимание.

Я говорю и при этом думаю о том, что, когда мы ездили на экскурсию, Дитрих ушел, оставив меня в очереди у источника. А через пару минут раздались крики Татьяны. У нее на руках обломаны все ногти, под корень, до крови. В автобусе немец старательно от меня отворачивался, а когда мы приехали, пулей помчался переодеваться. Кажется, теперь понятно, почему…

– Слушай, поговори с моим соседом. Он меня достал, все время рука в трусах. Ну что ты смотришь так непонимающе! Он выходит на балкон и мнет себя здесь, – я помахала ладошкой ниже ремня Дитриха. – У русских так делают только больные люди.

– Конечно, я ему объяснить. Я его знать, это Ганс, из Штутгарта. Может быть, Ганс тебя тоже хотеть любить. Это есть нормально. Ты такая красивая, Наташа.

Безусловно. Вся красота при мне. И, кажется, в связи с этим у меня возникла одна идея.

Музыку мне! Джо Коккер, небритый развратник, ты бы прохрипел что-нибудь соответствующее!

– Дитрих, как ты себя чувствуешь? Уже лучше? Отлично! Я знаю еще одно очень хорошее средство от всех болезней. Сейчас, милый, тебе понравится…

Забираюсь к нему на колени. Глубоко вздохнув – прости меня, Леня, ты сам во всем виноват, не надо было ломать нижнюю конечность и выпроваживать меня на море в одиночестве, – касаюсь губ немца осторожным поцелуем.

Напряженные, неприветливые. Как испуганного истукана облизываешь…

А если попробовать поерошить волосы, гладить затылок, целуя мочку уха? Шею? Ключицы? Любой каприз! Просыпайся же!

Нет контакта. Нет контакта!

Только бы успеть расстегнуть рубашку, только бы успеть, что за дурацкие тугие петельки, интересно, если бы у меня имелись длинные ногти, этот джинсовый панцирь было бы расстегивать проще или…

– Натали, я тебя хотеть. Но я теперь болеть. Ты очень красивая! – Рука Дитриха перехватывает мою безуспешно пытающуюся его раздеть ладонь. Сколько искреннего страдания в увеличенных очками голубых глазах… – И потом, у тебя есть муж. Я не хочу, чтобы ты жалеть. А ты потом жалеть. Ты ведь говорить, что ты его любить. Но если ты все-таки меня хотеть – я быть счастлив, потом, завтра. Я знаю, ты мне подарить классный секс.

SPASIBO TEBE ZA KLASSNIJ SEX!

Проклятая эсэмэска мелькает перед моими глазами, вздрагиваю от плетки воспоминаний.

Нет ничего удивительного, что он запомнил это выражение, хотя и не прочитал стертое мной послание.

Да-да-да, ведь такое сначала стонут, с трудом разлепив пересохшие губы. Благодарная исступленность, да, Дитрих? Высокий профессионализм, неутомимый член, изматывающая обстоятельность – ваши национальные особенности? Твоя девочка захлебывалась от благодарности: спасибо, спасибо?.. А потом, когда утекло немного времени и воспоминания окутали все еще сладко ноющее тело нежностью, любовница во всем призналась маленьким кнопочкам мобильника. Чтобы потом, с сытой полуулыбкой отбросив телефон, потянуться, выгнуть спину и промурлыкать: «Жизнь прекрасна…»