Тайна перстня Венеры - Тарасевич Ольга

Но меня все это уже интересовало постольку-поскольку.

Прекрасный циничный план возник сам собой.

Если они обнаружили ценную вещь и не знают, что с ней делать, – я с удовольствием им помогу ею распорядиться.

Кто не рискует – тот не пьет шампанского.

Ничто и никто меня не остановит.

Для меня теперь нет никаких преград, барьеров и препятствий.

Ведь никаких правил не существует…

В общем, буквально через несколько дней пребывания в турецком среднестатистическом болотце все изменилось.

Мне сразу стало проще дышать и интереснее жить. Когда знаешь, что в перспективе получишь деньги, позволяющие вести привычный образ жизни, по венам вместо крови хлещет бурлящий адреналин. И даже новый любовник, Дитрих, побывал во мне, но словно прошел стороной, мимо моей жизни. Наверное, это логично. Когда идет охота за крупной дичью, получение мелкой рыбешки, конечно, приятно, но особо не радует, не вызывает ослепительного драйва счастья…

У сгубленной любопытством кошки сбитые коленки, ссадины на локтях и подбородке, а еще ушиб в области левой лучевой кости. Руке, с фиолетовым отеком, крупно повезло – еще немного, и был бы перелом. Впрочем, это частности. Повезло ли кошке в общем и целом? Я не знаю…

В отеле нет рентген-кабинета. Томографию, естественно, здесь тоже не сделаешь. Можно, наверное, поискать клинику с соответствующим оборудованием в городе. Но у местных эскулапов, похоже, никаких намерений в этом плане не возникает.

Турецкий врач (со скудным арсеналом медикаментов в почему-то ярко-розовом чемоданчике. Протонизированная таким оригинальным цветом, я особенно внимательно изучила содержимое гламурного кофра: аспирин, пантенол, активированный уголь и микроскопический пластырь. Последний он наклеил на Танино колено – на всю ссадину повязки не хватило, однако турка это не смутило) авторитетно заявил: «Все будет карашо. Завтра пойдешь плавать море». Жизнерадостный дурак. С такой дыней-торпедой в районе талии, похотливыми губами и лихорадочно горящими из-под спаянных на переносице бровей глазками можно быть экспертом в следующих областях:

– нежнейшее тирамису;

– жареное мясо;

– сговорчивые туристки.

Или – с учетом цвета чемоданчика – сговорчивые туристы? Впрочем, нет, насколько я понимаю эти вещи, тогда саквояж для инструментов и препаратов был бы нежно-голубеньким. Но почему это чудо решило, что умеет лечить людей?..

Ох, да, яд из меня так и хлещет. Нервы, нервы. Я сама себе противна. В серпентарий эту мадам, изолируйте меня, и побыстрее, а то всех загрызу!

Спокойствие, только спокойствие…

На самом деле мне ведь тоже очень хочется надеяться на лучшее. Для осторожного оптимизма есть основания: с девочкой не случилось многого из того, что приводит к летальным последствиям при падениях такого типа. Например, Татьяна не налетела грудью на валяющееся возле места трагедии старое рассохшееся дерево. В том случае мог бы возникнуть ушиб сердца и мгновенная смерть. Она не ударилась заднебоковой или нижней частью груди, не повредила ребра – а это при таких падениях часто случается, ломается пара ребер, рвется селезенка, и наступает смерть от кровотечения. У меня был жуткий случай – молодой парень катался на роликах, не смог затормозить, налетел со всей дури на скамью с металлической спинкой. В травмопункте его посмотрели – поставили перелом ребер. Мальчишка со слезами пожаловался: «Болит живот, очень болит…» У врачей в таких ситуациях традиционный ответ: «Болит, а вы как хотели, молодой человек? Раньше надо было думать. А теперь терпите, мальчики не плачут». Тоже мне, эскулапы! Глаза бы разули, мозг включили! Там ведь у парня еще гематома образовалась под капсулой селезенки. Через какое-то время она разорвалась, и кровь, естественно, потекла в брюшную полость. И в «Скорую» мальчик героически не звонил – терпел, глупенький, страдал, изо всех сил пытался себя вести как настоящий мужчина… А еще при падении можно сильно удариться головой, порвать при этом небольшой сосудик между оболочками дернувшегося, сместившегося в момент соударения головного мозга. Привозили к нам недавно тетушку – в погреб свалилась, головой о бочку шарахнулась. Пришла в себя, долго думала и решила – не тошнит, крови нет, значит, все в порядке. Дело ближе к ночи происходило, она спать легла. Муж утром будит – а добудиться не может. После такого не просыпаются: там была нарастающая сдавливающая мозг гематома под твердой оболочкой головного мозга. Тетушка не спала, она в коме находилась. Померла потом. А еще…

Так. Стоп. Наталия Александровна, мать вашу, смените пластинку. Затыкаю фонтан судебно-медицинского опыта, отключаю память. Вперед и с песнями – мысленно выхожу из морга, секционных, своего кабинета с компьютером, на винчестере которого хранится целое кладбище покойников.

Закрыть дверь и забыть.

Надо думать о хорошем. Мысль материальна. Раздавим опарышей дурацких предположений и страхов о возможных последствиях! Все-все. Глупости – прочь из моего рыжеволосого чердака!

Первым делом после того, как мы вернулись в отель, я избавилась от моего хвостика и неизвестно чьего сексуального партнера Дитриха. «Я хотеть тебе помочь, я волноваться за Татьян», – бормотал он, и рыжий ежик волос как-то сочувственно сник, а в голубых увеличенных линзами глазах читалось искреннее беспокойство. Беспокойные – в сад. Толку от ваших метаний. Я сама нервная.

Потом по моей просьбе и Саша с Егором ушли на пляж – помощи от них теперь тоже никакой, одни проблемы. Девушке надо пара часов покоя, а с мужиками это невозможно – они все время трещат, как сороки. Всхлипывает Егор, размазывает сопли по зареванной мордашке: «Мамочка, ну как же так, а если бы ты умерла?» Саша раздраженно читает едва дышащей жене морали: «Вечно тебя несет неизвестно куда! Я ведь тебя предупреждал: не надо никуда ехать. Как знал, как чувствовал…» Конечно, все это очень прекрасно. Что Егор нежно относится к мачехе и великодушно называет ее мамой. И что Саша весь из себя такой взволнованный, переживающий и заботливый. Но после полученного сильнейшего стресса молодой женщине нужен отдых. И желательно – под хотя бы временным присмотром медика. Мало ли что. Все-таки я жутко волнуюсь. Все ли с ней в порядке там, под кожей, за косточками. Хрупок человек, нежна жизнь. Нам всем надо себя беречь…

Потом я поднимаюсь с кресла, чтобы задернуть шторы, – яркое солнце бьет прямо в глаза, и девушка, не просыпаясь, загораживается от него ладошкой.

Так лучше. Разгладилась едва заметная негодующая морщинка, разрезающая гладкий лоб. Только пережитое все равно держит в напряжении лицо: не расслаблены губы, хмурятся почти не тронутые пинцетом темные густые брови, испуганные гримаски то и дело искажают черты.

Что же с Танюшей в действительности произошло? В горах, возле святых источников и домика Девы Марии?..

Когда я прибежала к той части склона, откуда доносились крики и грохот камней, там уже находилось много людей. О чем-то перемяукивались китайцы, крупный темнокожий турист на английском кричал, что нужен доктор.

Я увидела Дитриха, мечущегося в поисках то ли гида, то ли врача. Ванесса, с растрепанными волосами, пыталась помочь сидящей на земле Татьяне подняться на ноги.

– Пусть ляжет! Что ты глаза вылупила, роль рыбы репетируешь?! Делай, как я сказала! – в таких ситуациях контролировать себя не могу, ору как бешеная. Ничего, целы будут окружающие, главное, чтобы беды не произошло. – Не кантовать, блин, до осмотра! Положи девку на землю, я кому сказала, положи, где взяла! Нам таких в морг расколбашенных после травм пачками привозят! Резать не успеваем!

– В морг? – ахнула актриса, послушно опуская Татьяну. Та со стоном растянулась на земле, и меня прошиб холодный пот: не приведи господь, травма позвоночника, на всю жизнь можно калекой остаться. – А вы патологоанатом или судмедэксперт?

Надо же, какие глубокие познания приобрела Ванесса в связи с подготовкой к роли следователя. Большинство людей так с ходу разницу между этими двумя профессиями и не назовут. Хотя все достаточно просто. Патологоанатом вскрывает трупы людей, умерших в стационаре. Подсказка в виде истории болезни прилагается. Иногда, если правоохранители уж очень твердо уверены в ненасильственном характере смерти или, что вероятнее, обладают повышенной концентрацией лени и пофигизма, патологоанатом имеет дело с телами людей, скончавшимися дома от тяжелых заболеваний. Хотя это неправильно. Любая смерть вне очевидности подозрительна на насильственную, и работать с такими телами должен судебный медик. По большому счету, к нам везут все подряд: убийства, повешения, электротравмы и другие травмы, отравления, заболевания. Судебный медик, особенно из тех, что пользуется микроскопом, то есть знает гистологию, может работать патологоанатомом. А патанатом вот так с ходу, без предварительной подготовки, судмедэксперта не заменит, специфики нашей не знает.