Безумное танго - Арсеньева Елена

На втором этаже тоже царили полное безлюдье и тишина, только за одной из дверей кто-то громко стучал по клавишам компьютера. Юрий мысленно хихикнул, вспомнив «исчерканные гранки» и репортеров у подоконника. Он прошел по коридору, деликатно заглядывая в двери.

Одна комната со множеством компьютеров, синтетической мебелью и синтетическим потолком была пуста. В другой, тоже заставленной техникой, сидя спиной к двери, увлеченно колотил по клавишам какой-то тощий парнишка. Его ярко-рыжие волосы были связаны в хвост, который так и прыгал по острым лопаткам, обтянутым черной футболкой. На синем экране со страшной скоростью возникали белые буквы: он работал в «Нортоне».

– Извините, вы не подскажете, как найти Ал. Фавитова?

Не переставая писать, парнишка обернулся, и Юрий вытаращил глаза, увидев сплошь изрезанное морщинами лицо и увесистые мешки под глазами: шел парнишке в ту пору годок семидесятый, никак не меньше!

Рыжий смерил посетителя взглядом и с неожиданной ненавистью сказал:

– Затрахали сегодня с этим Ал. Фавитовым! Что, тоже пришли заступаться за честь доблестных солдатиков? А у вас случайно не пропали деньги в «Инкоме» во время прошлогоднего кризиса?

Юрий от изумления кивнул, хотя родители его всегда держали какую-то свою старорежимную мелочевку только в сберкассе, а у него самого отродясь не имелось никаких накоплений. Это было чисто рефлекторное движение, но рыжий дедушка почему-то обрадовался:

– Вот и ладненько! Вот и пойдите в «Инком», встаньте в очередь обманутых вкладчиков и ждите! Скорее дождетесь там, чем здесь. К Ал. Фавитову, знаете, сколько народу рвется, и все, представьте, морду ему бить хотят!

В это мгновение зазвонили телефоны, стоявшие на столах в разных углах комнаты. Рыжий вскочил и, растопырившись так, что Юрий на миг струхнул, что тот разорвется надвое, ухитрился дотянуться до обеих трубок. Приложил их к ушам, крикнул в никуда:

– Алё! – и лицо его приняло еще более страдальческое выражение.

– Нету! – завопил он. – Нету и не было его! Не знаю! Нету у него телефона! И адреса нету! Звоните секретарю. Что? Да сам ты!..

И он швырнул трубки. Отер со лба пот.

– Видите, что делается? – спросил устало, взглянув на Юрия. – И так с самого с ранья! И все из-за этой заметульки… Ну не знаю, не знаю я, кто вчера был Ал. Фавитов! Не помню! А впрочем, спросите в приемной! – И он отвернулся к экрану.

Юрий осторожно прикрыл дверь, от всей души жалея рыжего старикана, который уже начал заговариваться и вместо того, чтобы сказать: «Не знаю, где Ал. Фавитов», брякнул: «Не знаю, кто Ал. Фавитов».

Интересно, что он там еще написал, этот поганец, что столько народу его домогается? Не опередили бы, не пришибли бы страдальца, пока Юрий до него доберется!

В приемную, судя по всему, вела третья и последняя дверь. Юрий осторожненько приоткрыл ее и отпрянул – таким жаром полыхнуло в лицо. Комнатушка была – два шага на полтора, почти всю ее занимал письменный стол, а на нем исходил паром электрочайник. Окно было заперто, и атмосфера была почти как в бане, где обильно поддают пару и жару.

Юрий выдернул вилку из розетки, отер испарину, мгновенно выступившую на лице, и замер. В комнатке была еще одна дверь, и из-за нее вдруг отчетливо донеслось женское рыдание.

Он сделал шаг и припал к двери ухом. Точно, не показалось: женщина так и захлебывалась слезами!

Он осторожно потянул на себя дверь, но та не поддалась: похоже, была заперта изнутри. Юрий пожал плечами: наверное, зря он паникует, небось у какой-то журналистки возникло желание поплакать в рабочее время, и она заперлась, чтобы…

В следующую минуту все эти мысли вылетели у него из головы, потому что за дверью раздалось вовсе уж истошное рыдание, а потом крик:

– Ах ты сука! Сука! Ну, давай, давай, сука!

Судя по голосу, женщина была уже на пределе отчаяния. И нервы Юрия не выдержали: он вцепился в ручку двери и рванул так, что полоса никелированного металла оказалась у него в руках вместе с шурупами.

Однако не выдержала и защелка. Дверь распахнулась – и Юрий ворвался в кабинет, в центре которого стоял огромный письменный стол. Вокруг валялись какие-то бумаги, небрежно сброшенные, очевидно, ради того, чтобы положить на стол женщину.

Женщина лежала, широко расставив ноги, комкая на груди подол. На одной ноге у нее болтались крошечные кружевные трусишки. Лицо было искажено гримасой, но теперь она не рыдала, а протяжно стонала. Стонать ее заставляли пальцы другой женщины, которая стояла в изножье стола и сосредоточенно ласкала лежащую.

Услышав звук распахнувшейся двери, эта женщина резко обернулась, и улыбка познания, только что игравшая на ее счастливом смуглом лице, сменилась гримасой ярости и изумления.

– Какого черта? – хрипло выдохнула женщина и вдруг, отдернув пальцы от того места, где они только что находились, надавила на угол письменного стола.

Вдали раздался пронзительный звонок, потом устрашающий топот – и Юрий мгновенно понял, что сейчас произойдет. Эта тетка вызвала охранника!

Он захлопнул дверь и, схватив стоявший у стены стул, сунул его ножку в очередное никелированное сооружение. Не бог весть что, но для начала сойдет, учитывая, что с той стороны охраннику ухватиться не за что: ручку-то Юрий оторвал. А работать плечами сторож небось решится не сразу, все-таки кругом евроремонт!

Смуглая ринулась к приставному столику, на котором стоял факс, схватила трубку и принялась тыкать пальцами в кнопки.

Все-таки она обладала куда лучшей реакцией, чем ее подруга, которая так и валялась на столе растопыркой и глазела на Юрия вытаращенными глазами. Но при всей своей храбрости она была всего лишь женщиной, а потому покорно улетела в противоположный угол, когда Юрий вырвал из стены телефонную розетку и замахнулся факсом.

В приемной между тем началась возня и сопение. В дверь билось что-то тяжелое, пыхтящий голос ритмично выкликал:

– Римма Петровна! Римма Петровна, вы живы?

Смуглая открыла рот, чтобы крикнуть, но осеклась, когда Юрий показал ей кулак. Потом он взглянул на лежавшую женщину и сказал, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее:

– Отзовите собак, ну!

Та кивнула, резко приподнимаясь и одергивая на себе платье. Повернулась к смуглой:

– Риммочка, пожалуйста… – Голос у нее на миг сел, но тут же снова прорезался: – Риммочка, скажи Гошке, чтобы ушел.

– Ты что? – выкрикнула та. – Гоша, вызови милицию!

– Не надо! – взвизгнула дама со стола. Неловко соскочила, ударившись об угол бедром, сморщилась и принялась натягивать трусики. – Не надо, говорю! Я все тебе объясню, только пусть он уйдет! Все будет в порядке, обещаю.

Римма смерила подругу режущим взглядом черных прищуренных глаз, потом, покачав головой, неохотно крикнула:

– Гоша, отбой! Иди вниз!

– Чо, не вызывать милицию? – громко вопросил Гоша, и в его голосе Юрию послышалось явное облегчение.

– Не надо! – раздраженно подтвердила Римма. – Пока не надо! Но если я еще раз позвоню – вызывай немедленно, понял?

– Ладно, – пробасил Гоша и затопал, удаляясь.

– Что здесь… – начала было Римма, но вторая женщина, уже вполне закончившая свой туалет, только махнула на нее рукой:

– Подожди! – и повернулась к Юрию.

– Тебе все равно не удастся ничего доказать, – сказала она, так и впившись глазами в его глаза, но, несмотря на все старания, взгляд ее то и дело начинал блудливо вилять. – Мы будем все отрицать, сам понимаешь. Тебе никто не поверит.

– Так-таки никто? – глумливо усмехнулся Юрий. – Мне почему-то кажется, что это, – он с брезгливой усмешкой кивнул на стол, – здесь довольно обычное дело. Я, конечно, не специалист, но, на мой взгляд, Римма Петровна щупала тебя довольно профессионально. Чувствуется немалый опыт. И если кто-то поинтересуется розовыми активистками нашего города, наверняка среди них окажется эта черноокая смуглянка!

Он брякнул наугад, но попал не в бровь, а в глаз: у его собеседницы явно перехватило дыхание. И все-таки она не сдавалась:

– Ну и что? Ты все равно не докажешь, что видел меня с ней… Тем более что это произошло только один раз, честное слово!

– Да на здоровье, хоть восемьдесят один раз, – медленно сказал Юрий, ужасаясь тому, что говорит правду, что ему и впрямь глубоко плевать на происходящее. – Но раньше за тобой не наблюдалось склонности к особам твоего пола, по-моему, ты их скорее люто ненавидела. А теперь что? Захотелось барыньке вонючей говядинки?

– Ну, все в жизни надо испытать, – пожала она плечами с этой своей вороватой усмешкой, которую так ненавидел Юрий, и ему, как всегда, захотелось ее ударить. И, как всегда, он этого не сделал, разумеется. – Ты можешь не поверить, конечно, но мне это нужно было для статьи. Я пишу статью о сексуальных меньшинствах, ну и… надо всесторонне изучить предмет, о котором собираешься писать, это первый принцип настоящей журналистики!