Безумное танго - Арсеньева Елена

– Вот оно что, – пробормотал Юрий. – Кассета все-таки подлинная. А дело, значит, было в скважинах. Ну, ради этого можно на многое пойти!

Бусыгин взглянул подозрительно, а между тем Юрий говорил без всякой издевки. Ну что такое жизнь жалкого курьера по сравнению с миллионами долларов, которые польются черным, жирным, огнеопасным потоком? К тому же Бусыгин уверяет, будто не только деньги, но и жизнь свою спасал, подставляя Юрия. Это утешает.

– Да, понятно, – кивнул Юрий. – Все это, как говорится, по-человечески понятно. Значит, на кассете был также ваш арабский партнер. И, значит, ему я вез то «Черное танго», которое у меня подменила в самолете Жанна. За нее, кстати, тоже выпить не грех! Но что ж там такое было, на той кассете? Компромат на вас? Или на этого правоверного, с которым вы заключили контракт?

– Ну, меня никаким компроматом не прошибешь! – усмехнулся Бусыгин. – Да и мусульмана моего – тоже. Тем более что он ничего такого не делал, просто сидел и смотрел. Для него это было экзотикой: пионерский сбор. Принимали мы его на высшем уровне и при полном доверии. Смысл был именно в этой взаимной доверительности. Он с нами в баньку даже без нукеров своих пошел, а это много значит. И если бы он узнал, что его в это время снимали на видео – голого, в компании голых распутных мужиков, если бы узнал, что над ним смеялись с самого начала, не видать бы мне не только моих миллиончиков, но и жизни… Что, не веришь? А зря. Я ведь не с мирными и цивилизованными иорданцами имел дело, а с их сопредельным государством. Амман – просто перевалочный пункт, там заключаются все сделки. Конечно, на это приходится идти, ведь в той стране по-прежнему санкции. Но там такой народ… – Бусыгин покачал головой. – Вот послушай, что мне рассказывал один из бывших наших столпов власти. Лет пятнадцать назад прилетает туда советская партийно-правительственная делегация. Их носят по стране натурально на руках, предупреждают каждое желание. Привели к тирану: наши просят у него по случаю очередного неурожая зерновых какую-то сумму, не помню уж, о каких цифрах шла речь. Ну, к примеру, пятьсот миллионов долларов. Тиран говорит визирю: «Дай этим людям два миллиарда!» И несут чек – даже не на блюдечке с голубой каемочкой, а на большой тарелке из чистого золота. Тарелку им тоже подарили! И наши олухи осмелели… А надо тебе сказать, что в той стране компартия под запретом. И вот глава делегации, небрежно сунув в карман два миллиарда и зажав тарелку под мышкой, говорит довольно нагло: «Нам было бы желательно встретиться с генеральным секретарем вашей коммунистической партии, а также с политбюро». – «Воля гостя – закон», – приложил ладонь к сердцу тиран и посоветовал гостям разбиться на две группы. Одна поехала на рудники, где трудилось политбюро в полном составе, а другая – в тюрягу, где содержались генсек и еще некоторые лидеры. Мой знакомый оказался во второй группе. Привозят их в тамошний зиндан и спрашивают: «Сколько времени нужно вам на общение?» Наши говорят: часа, мол, четыре. «Воля гостя – закон!» Приводят делегацию в большой зал. Зал как зал, да здорово похож на колумбарий: по стенам таблички с именами развешаны. Подходит охранник к одной такой табличке, нажимает на кнопку – и из стены выезжает ящик длиной в человеческий рост и шириной в аршин. А в ящичке лежит по стойке «смирно» генсек компартии. Лежит и глазами лупает… Вынули его, поставили, а ножки подгибаются: отвык ходить-то. Достали таким манером еще несколько лидеров, стряхнули пыль и подтащили к гостям. Те в шоке, конечно. И вдруг сверху опускается железная клетка, накрывая и тех, и других. А вокруг становится охрана с автоматами. И четыре часа наших продержали в этой клетке вместе со спятившими арабскими товарищами. И все эти четыре часа наши думали только об одном: откроют клетку или нет, а то, может, и для них уже заготовлены выдвижные ящички с табличками…

Бусыгин хлебнул из стакана.

– Но это еще ничего, потому что вторую группу, пожелавшую общаться с политбюро целый день для решения накопившихся вопросов партийного строительства, отвезли за пятьсот кэмэ от столицы в пустыню. Там пустыни не песчаные, а каменные. Лежат вокруг, аж до самого горизонта, черные булыжники, такое впечатление, что они с неба упала, а вокруг шестидесятиградусная жара. Воздух плавится, течет… Там лагерь заключенных, которые собирают камень и упаковывают в особые сетки. Его потом для строительства используют. Но отнюдь не для партийного! Охраны в лагере нет, как и ограды: кто побежит в пустыню? Умрешь через шесть шагов! Раз в неделю доставляют воду и еду. И вот наши провели в этом аду целый день и тоже гадали – заберут их оттуда вечером, пришлют за ними вертолет или нет. Забрали… Но к тому времени один мужик уже умер от сердечного приступа. Веришь ли, покойник был тем самым генералом, которому положено было знать всю подноготную о стране, где властвует сей щедрый и обожаемый своими подданными тиран. Представляешь, как прокололось наше ведомство плаща и кинжала? Трое других партийных бонз вернулись в Москву явно сдвинутыми по фазе. Вот такой народ нефть из земли качает и заключает с нами секретные контракты! Понимаешь теперь, почему я запрыгал, как карась на сковородке, когда узнал, что «Черное танго» отправляют в Амман?

– От кого узнал?

– Угадай с трех раз, – усмехнулся Бусыгин. – Конечно, от Сани Путятина! Мы с ним давние знакомые: еще когда я за прегрешенья юных лет первый срок мотал, на зоне повстречались. Его за участие в групповом изнасиловании посадили, потом под амнистию попал, перековался, человеком стал.

– Санька сидел? – вытаращил глаза Юрий. – Не может быть! Я знаю, он служил где-то на Дальнем Востоке, но чтобы сидеть… Я дружил с его братом, дома у них дневал и ночевал, но они никогда ни словом не обмолвились.

– А какой дурак о таком болтал в прошлое время? Это сейчас отсидкой чуть ли не гордиться стали, это сейчас татуировку как орден носят. Совсем народ одурел! Но насчет Сани можешь мне поверить: сидел он, сукой буду.

– Скажи… – Юрий запнулся. – Это не ты его…

– Нет, – отрезал Бусыгин. – Нет, не я.

– А знаешь, кто?

Бусыгин смотрел вприщур:

– А что, его кто-то… это самое? Следствие вроде бы установило, что Саня с Жанкой угорели по неосторожности…

– Ладно, пусть так, – покладисто кивнул Юрий. – Если ты этому веришь – ради бога. Сформулируем вопрос иначе. Кто против тебя сыграл на Востоке? Вас было четверо на том сборе. Вряд ли это Фролов: он в твоей команде, ты спишь с его дочкой, он зависит от твоих щедрот. Мусульман, как ты выражаешься, отпадает в полуфинале. Ты – лицо страдающее. Значит, ваш четвертый приятель подсуетился? И кто он?

– А тебе зачем? – насторожился Бусыгин.

– Угадай с трех раз! – легко засмеялся Юрий.

– Мстить будешь? Не надо, споткнешься.

– А за что мне ему мстить? – Юрий сделал самые большие глаза, какие мог. – Он мне ничего дурного не сделал. Если бы Саня не сыграл против него, если бы я привез кассетку по назначению, все в моей жизни было бы тихо и спокойно, без эксцессов, без слежки, без покушений на меня. Ты, может, не знаешь, но мне шагу ступить нельзя, живу не дома, а так, где придется. Мне одно от него нужно: чтобы с крючка снял.

Бусыгин хохотнул:

– Ври давай! Что-то ты задумал… ведь сюда за кассетой шел? Да ладно, твоя игра. Играй, только осторожнее. Парень ты хороший, неохота было бы на помин твоей души рюмку поднимать. Что же касается четвертого… Есть такая старинная пословица: «Кто тебе выдрал око? – Брат. – То-то так и глубоко». Вот и меня навовсе добить хотел друг, товарищ и брат. С одного разу не удалось, решил добавить, чтоб уж наверняка.

– Чужанин?!

– Тебе еще налить? – Лицо Бусыгина вдруг стало угрюмым. То ли тяжело было ему слышать эту фамилию, то ли раскаивался в излишней откровенности.

– Значит, ему тоже нравится запах сырой нефти?

– А то! Потерся в верхах, узнал какие нужно подходы, пошпионил, подсуетился – и решил моими руками себе жар загрести.

– Пошпионил? То есть у него там связи есть?

– Еще какие! Не знаю, помнишь ли ты, но еще в бытность мэром был у Глебки помощником такой Мордухаев. Прославился тем, что один «Ту-134» продал сразу в две страны мира. И много чего наворотил, пользуясь практической безнаказанностью. Ох, отстегивал он Глебушке… нам в те времена столько и не снилось! Но настал и Мордухаеву окорот. Чужанин под давлением сверху его уволил, а через две недели пришли фээсбэшники его арестовывать. И в этот момент – среди ночи – появляется в его квартире Глеб и начинает качать права человека. Болен Мордухаев, в натуре, нельзя так негуманно… И дали железные феликсовцы слабину, позволили Глебу забрать Мордухаева под свою гарантию: якобы врачу показать. Рано утром получили по башке от прокурора области – а он мужик какой надо! – помчались с врачом к Мордухаеву, а его уже и след простыл: улетел на Ближний Восток. Только через несколько лет замелькал в Аммане. Понял? В Аммане!