Миллион в воздухе - Вербинина Валерия

Это был миниатюрный гроб длиной примерно в полметра или около того, сделанный по всем правилам, и хотя из-за царапин и пыли на крышке он выглядел старым, все равно Уолтер почувствовал невольную дрожь. По весу он уже определил, что внутри ничего не должно находиться, и все же ему было не по себе. Он сглотнул слюну, поставил коробку-гроб на стол, вытер о себя вспотевшие ладони и приоткрыл крышку.

…Нет, он все же оказался неправ.

Внутри что-то белело – листки, покрытые рисунками и заметками. Вздохнув с облегчением, священник потянулся к листкам, которые неведомо как занесло в столь странное место – и тут на него обрушился потолок. Комната накренилась и рассыпалась на куски, после чего Уолтер Фрезер провалился в небытие.

… – Викарий!

– Уолтер, что с тобой? Что он с тобой сделал?

– Мистер Фрезер, вы меня слышите?

Ему брызнули в лицо водой, потом в нос ударил резкий запах нашатыря. Уолтер застонал и дернулся. Комната стала обретать прежние очертания, три лица плыли вокруг него, и глаза у Мэй были огромные, как блюдца.

– Ударили по голове, – сказал Кристиан Амалии. – Может быть даже сотрясение мозга.

– Летучая мышь, – промямлил бедный священник.

– Что? – Амалия наклонилась к нему.

– Гроб. – Он встряхнул головой и невнятно повторил: – Где гроб? А летучая мышь?

– Разве здесь был гроб? – спросила озадаченная Мэй. – Где?

– В шкафу, – простонал Уолтер. – Как коробка. А внутри бумаги.

– Что за бумаги? – спросила Амалия.

– Не знаю. Я… я не успел. – Он не закончил фразу, но и так было ясно, что он имеет в виду.

Амалия осмотрела комнату и заглянула в закуток за перегородкой, где стоял медный рукомойник, позеленевший от времени, и висел уголок разбитого зеркала. Под рукомойником лежал обрывок ткани, пропитавшийся кровью.

– Все ясно, – сказала Амалия, поворачиваясь к друзьям. – Он перевязывал ногу. Когда вы вошли, не убежал, а просто спрятался. На будущее – всегда проверяйте, есть ли кто-то в комнате, кроме вас.

Мэй и Уолтер потупились и свесили головы. Они понимали, что допустили промах и им нет прощения.

– А в остальном вы, конечно, молодцы, – добавила Амалия, смягчаясь. – Уолтер, вам немного лучше? Может быть, вы расскажете, о какой летучей мыши говорили?

Священник объяснил. Пока он говорил, Мэй оглядывалась.

– Но в комнате больше ничего нет, – сказала она. – Ни костюма, ни чемодана, ни… – она зябко передернула плечами, – гроба. Он все унес.

Уолтер кивнул на бюро.

– В левом нижнем ящике, – сказал он, – я нашел немецкую монетку.

Однако монеты тоже на месте не оказалось.

– Любопытно, – сказал Кристиан.

– Просто он видел все манипуляции Уолтера, – пояснила Амалия. – Кстати, револьвер все еще при вас?

Священник охнул и схватился за карман. Оружие исчезло.

– Почему он меня не убил? – внезапно спросил Уолтер.

– Ему надо было срочно собирать вещи, чтобы ни одна из них его не выдала, – ответила Амалия. – Выстрел произвел бы ненужный шум. Может быть, в других обстоятельствах он бы просто вас задушил, но не забывайте, он ранен, и любое усилие могло дорого ему обойтись.

«Все-таки, – подумала она, – это Генрих. Стеринг бросил бы вещи, взял бы только самое ценное, но не оставил свидетеля в живых».

– Надо поговорить с консьержкой, – сказала Амалия. – Может быть, ей удастся вспомнить что-нибудь ценное. Кристиан! Помогите Уолтеру спуститься. Ему сегодня здорово досталось. Ничего, когда вернемся домой, я вызову лучшего врача, и он быстро поставит вас на ноги.

Граф де Ламбер и Мэй помогли священнику сойти вниз, а Амалия отправилась расспрашивать консьержку. Однако баронессе не удалось узнать ничего, кроме того, что новый жилец был аккуратен, не причинял хлопот, платил за жилье точно в срок и бумаги в полном порядке. Всего он прожил в доме около месяца. По-французски говорил без малейшего акцента.

«Наверняка Генрих, – решила Амалия, – у этого всегда был порядок как с документами, так и с французским. Но летучая мышь! И гроб! Что тут творится, в самом деле? Масонский заговор?»

По правде говоря, она была недовольна оборотом, который принимали события. От природы Амалия была крайне рациональна, и все, что попахивало мистикой, обыкновенно вызывало у нее ироническую улыбку. Однако у нее не было оснований сомневаться в словах молодого священника. Если он видел изображение летучей мыши и коробку в виде гроба, значит, они существуют в реальности.

«Но при чем тут Норвэн и нападение на него? Как он может быть связан с этой историей?»

Она довезла Уолтера до дома, вызвала врачей и, оставив Мэй в качестве сиделки, отправилась разговаривать с владельцем ломбарда о том, что именно выкупал у него Луи Норвэн.

Увы, Амалии не удалось не то что побеседовать с владельцем – место происшествия и прилегающие улицы были оцеплены полицией, и ей не удалось даже подойти к ломбарду. Досадуя, она велела Кристиану возвращаться.

– Я думаю, владелец ломбарда уже в полиции, – сказал граф.

– И Норвэна наверняка допросят, как только он сможет говорить, – добавила Амалия.

– Тогда, – заметил Кристиан, – полицейские скоро будут и у вас. Они ведь знают, что это Мэй и Уолтер нашли раненого кондуктора.

– Пока нет, – ответила Амалия. – Наши мушкетеры не стали дожидаться полицию. Но, конечно, врач их видел, и он опишет их приметы. Найти их для Папийона – пара пустяков.

– Вы считаете, он настолько хорош? – не удержался Кристиан.

– Ах, прошу вас, – отмахнулась Амалия, – вы, наверное, читали слишком много романов, где любители проявляют чудеса гениальности, а профессиональные сыщики всегда глупы. Папийон в своем деле не один из лучших, а просто лучший. И если ему не всегда везет, то в этом виноват не он, а обстоятельства.

– А я слышал, что невезение – оправдание для глупцов.

– Да? И кто же это сказал?

– Какой-то знакомый мадам Клариссы. Писатель, кажется.

– Это сказал кардинал Ришелье, – сухо сказала Амалия. – Которого мадам Кларисса никак не могла знать. Есть, впрочем, и другое мнение, которое заключается в том, что случай – псевдоним провидения, а также третье, что провидение – разновидность случая. Чему вы улыбаетесь? Лучше смотрите на дорогу, пока мы в кого-нибудь не въехали.

По правде говоря, Кристиану куда больше нравилось смотреть на Амалию, особенно тогда, когда она так очаровательно сердилась. Однако он пересилил себя и стал следить за дорогой, на которой, впрочем, не происходило ровным счетом ничего интересного.

Когда автомобиль подъезжал к дому, Амалия разглядела, что у ее подъезда стоит экипаж. Прежде чем консьерж назвал имя гостя, она уже знала, кто так неожиданно решил ее навестить.

– Да, – сказал О., улыбаясь самой сердечной, самой доброжелательной, самой обволакивающей из своих улыбок, – я проезжал мимо и на правах старого друга решил навестить вас.

Чем старше становилась Амалия, тем хуже она относилась ко всем видам притворства, лицемерия и фальши. Поэтому она села в кресло напротив резидента и довольно холодно ответила:

– Насколько мне известно, в нашем кругу не бывает друзей, есть только насущные интересы. Не так ли?

Вслед за этим последовало довольно продолжительное молчание. О. все еще любезно улыбался, но про себя размышлял, что разговор с Амалией выйдет непростым… если выйдет вообще.

Вслух же, впрочем, он сказал:

– Мое положение, госпожа баронесса, обязывает меня соблюдать осторожность, и вы сами должны понимать… – Тут он увидел опасные огонечки в глазах Амалии и поправился: – Хорошо. Полагаю, мы и в самом деле можем говорить откровенно. Что вам известно об аквилоне?

– Ничего. Я полагала, что вы сумеете мне о нем рассказать.

– Нет, нет, – вкрадчиво промолвил О., – вы проговорились, госпожа баронесса, и я никогда не поверю, что вы ничего не знаете.

– Я проговорилась? – мрачно спросила Амалия.

– О да. Вы же изволили сказать, что аквилон там же, где и Эол. Значит, вы знаете и об Эоле тоже?

– Это была шутка, – сухо сказала молодая женщина. – Каламбур, если угодно. Аквилон – северный ветер, а Эол – бог ветров.

Однако по выражению лица О. она поняла, что он не верит ни единому ее слову.

– Не будем притворяться друг перед другом, сударыня, – наконец промолвил резидент, поглаживая пальцем набалдашник трости, – тем более что мы хорошо друг друга знаем. Не имею понятия, каким образом вы узнали об этом деле, но… – он глубоко вздохнул, – если вам известно об аквилоне что-то конкретное, мы будем весьма вам благодарны, если вы разделите ваши знания с нами. В этом деле в интересах России – не быть в неведении относительно того, что происходит. Обладание секретом аквилона может… может оказаться чрезвычайно важным с военной точки зрения. Я уверен, что вы и так это понимаете. – И резидент вновь сердечно улыбнулся.