Крест Евфросинии Полоцкой - Тарасевич Ольга

На прощание Таня протянула ему листок бумаги.

– Мой телефон, адрес. Будет настроение – звони. Окажешься поблизости – приходи, кофе попьем. Или лучше я к тебе зайду, можно? Я часто возле твоей работы хожу. У меня подруга недалеко живет, и я как раз к ней в гости хотела забежать, когда ты… То есть когда я… Прости, что напрягла тебя. Я такая невнимательная.

– Невнимательная? – искренне удивился Володя. – А, ну да, ну да. Ты по сторонам смотри, когда улицу переходишь. Привет подруге!

Он проводил глазами ее стройные, чуть-чуть полноватые ножки и едва удержался от того, чтобы набрать Танин номер. Сразу же захотелось опять услышать ее голос и утонуть в теплом взгляде. Удивиться: бывает же такая красота. Восхититься гладким нежным личиком. И, может быть… Нет! Нет! НЕТ!!!

Вернувшись на работу, он скорее по инерции «пробил» новую знакомую по базе данных. Мобильный телефон оказался зарегистрирован на Татьяну Петровну Савельеву. Квартира, адрес которой оставила Таня, числилась за Петром Николаевичем Савельевым, преподавателем Политехнического института. А сама Татьяна, как выяснилось, учится на третьем курсе иняза. Не состоит, не задерживалась, не привлекалась.

– Седов, что с тобой? – изумился оперативник Паша, забежавший в его кабинет по какому-то вопросу. – Ты свое лицо в зеркале видел? Так посмотри!

– Лениво, – улыбнулся Володя. – А что такое?

– Лимон съешь, вот что!

Лимона Седову не хотелось. Ему вообще почти ничего не хотелось, так хорошо было. Разве вот только набрать Танин номер для полной душевной гармонии.

А ближе к вечеру, когда он возвращался из следственного изолятора от раскаявшегося бомжа, нашинковавшего своего собутыльника, ему пришла эсэмэска от Тани. И сегодня утром – еще одна. В обед, если Танюша будет не занята, можно договориться о встрече. Просто так, всего лишь чашечка кофе. Ничего серьезного. Никакого флирта, никакой измены. Только дружеский треп – не более того…

… – Твою мать! – выругался Володя, осознав, что, замечтавшись, он проскочил нужный поворот, поэтому предстоит пилить вперед еще через два перекрестка, и только на третьем будет разрешенный поворот налево. – Старый козел, ты, блин, работать будешь или как?!

Добравшись наконец до дома Королева, он выскочил из машины и, глянув в блокнот, где был помечен адрес, безошибочно высчитал нужный подъезд.

Внешность Михаила Игоревича полностью соответствовала Володиному представлению о том, как выглядит профессор математики, увлекающийся шифрами. Из приоткрытой двери высунулась взлохмаченная седая голова с поблескивающими стеклами очков в толстой черной оправе.

– Проходите в кабинет, – пророкотал Михаил Игоревич, пожимая руку. – Не разувайтесь вы! Ах, опоздал!

И он скрылся на кухне, откуда доносилось гневное шипение убегающего кофе.

Все стены в кабинете Михаила Игоревича, от пола до потолка, были заняты книжными полками. Стопки книг возвышались и возле темно-зеленых кожаных кресел, и возле массивного стола, где бронзовый подсвечник с наполовину оплывшими белыми свечами соседствовал с открытым ноутбуком в черном корпусе.

Володя подошел к журнальному столику, уставленному тарелками с бутербродами, вазочками с конфетами и печеньем.

– Присаживайтесь же! Угощайтесь. Вот и кофеек готов! – провозгласил, появившись в дверях, Королев. И нетерпеливо добавил: – Где? Где ваша шифровка?

У Володи вырвалось:

– А я уж, глядя на такой стол, решил, что вы гостей ждете.

– Вы мой гость! Все, кто приходит от Артема Павловича, мои дорогие гости. К тому же разговор нам предстоит долгий.

– Разговор?

– А как же! Вам придется рассказать мне про все обстоятельства, при которых к вам попала записка. Важной может оказаться любая мелочь. Но давайте вначале я посмотрю, с чем предстоит работать.

Володя протянул запечатанный в прозрачный пластиковый пакет листок с уже практически выученным наизусть текстом.

«Крест Евфросинии Полоцкой находится:

всечестная, Евфросиние, наша, мати, всехвальная, о, твое, смирение, явися, искушений, от, крепкою, стеною, странник, еси, молила, Небесного, врача, укрепленная, Вышняго, силаю», – дословно воспроизвела услужливая память.

Седов протянул записку и поскреб затылок.

Рассказывать? Про подробности находящегося в производстве уголовного дела? Нежелательно. Но если, и правда, по-другому разгадать эту абракадабру не получится?

– Не нравится мне этот текст, – прихлебывая кофе, сказал Михаил Игоревич. – Очень не нравится. Пока я даже не могу сказать, к какому типу шифров относится данная надпись…

«Что же делать? Как поступить? Очевидно, что креста у Антипова, по всей видимости, нет. Возможно, ему должны его передать. Все длиннее и длиннее становится цепочка. Где же находится ее слабое звено? Антипов? Или тот мужик, который приехал на вишневой „девятке“?»

Мысли Гаутамы лихорадочно метались. Он не мог сосредоточиться, не мог разработать план действий. Проведенная без сна ночь сделала голову тяжелой и туго соображающей. И все же он был полон решимости.

Теперь – или никогда. Такой шанс предоставляется лишь однажды. Если он спасует, то потом всю жизнь будет жалеть. И снова задыхаться в своем маленьком, торгующим ширпотребом магазинчике, и опять совершать лишь виртуальные экскурсии в Тибет.

«Надо сосредоточиться, – думал Гаутама, наслаждаясь через наушники плеера прохладной хрустальной музыкой для медитации. – И обязательно что-нибудь придумать».

Он насторожился, когда из подъезда вышел невысокий мужчина в черных джинсах и белой футболке.

…Вчера почти не удалось рассмотреть внешность водителя «девятки». Но то, что Антипов ждал именно его, – это совершенно ясно. Ждал долго. Вначале Гаутама через окно своего автомобиля еще различал фигуру хирурга, притаившегося на общем балконе. Она отлично просматривалась через символические полукруглые декоративные плиты, практически не скрывающие того, что происходит внутри. А потом сгустились сумерки. Ближе к полуночи притормозила у подъезда «девятка». Приехавший на ней мужчина пару минут постоял возле подъезда, рассматривая оригинальный, эффектно светящийся в ночи цветник, потом вошел в дом. И на том самом балконе на третьем этаже началась какая-то возня. Через час Антипов, почему-то с помятой, но оживленной и радостной физиономией, сел в свой «Лексус» и уехал. А Гаутама остался ждать. Водителя «девятки», дальнейшего развития событий. Он не мог точно сказать, чего именно. Но интуиция упрямо нашептывала, что дальнейшая слежка за Антиповым – занятие бесперспективное.

…«Так и есть, – обрадовался Гаутама, когда мужик в черных джинсах и белой футболке приблизился к „девятке“. – Это тот самый человек!»

Выждав пару минут, он завел двигатель и нажал на газ.

Следить за «девяткой» оказалось посложнее, чем за «Лексусом». Водитель вишневого автомобиля предпочитал агрессивный стиль вождения – резко перестраивался, нагло подрезал, не обращая ровным счетом никакого внимания на протяжные гудки возмущенных автомобилистов. И все это – со скоростью под девяносто километров в час!

Когда «девятка» притормозила на обочине у рядов торговых палаток, Гаутама с облегчением вздохнул. Можно хотя бы пару минут передохнуть перед очередным этапом «Формулы-1».

«Так, но почему он ничего не покупает? И кажется, не собирается делать никаких покупок. А если у него встреча?» – забеспокоился он, наблюдая за удаляющейся спиной, обтянутой белой футболкой.

Выскочив из машины, Гаутама бросился следом. И понял, что произошло самое ужасное: преследуемый мужчина исчез, растворился в толпе.

На центральном ряду его точно не было, в этом Гаутама убедился, дважды продравшись через плотный людской поток. Но, может, мужчина отправился в узкие боковые ряды. Вдруг, вдруг!

Он даже не понял, откуда вынырнула рука, цепко схватившая его за плечо.

– Ты на кого работаешь, скотина?!

Ноги вмиг стали ватными. Гаутама секунду смотрел на искаженное ненавистью лицо того самого водителя вишневой «девятки», а потом огляделся по сторонам. За палатками, куда затащил его мужчина, не было ни души.

– Не вздумай кричать!

И Гаутама почувствовал, как живот покалывает острый кончик ножа…

Сотрудницей архива, к которой Владимир Седов направил Лику Вронскую, оказалась рыжеволосая женщина за пятьдесят с сурово поджатыми губками.

«Ничего не выйдет», – мелькнула тоскливая мысль, но Лика, солнечно улыбнувшись насупленной Ларисе Глебовне, быстро расправилась с этими невеселыми предположениями.

Надо мыслить позитивно. Конечно, обладательницы таких лиц, как у сотрудницы архива, пребывают в постоянной скорби. И всему миру готовы предъявить длинный счет обид, несправедливостей и происков коварной судьбины. На самом деле, происков-то никаких нет, отношение мира к человеку является зеркальным отражением отношения человека к миру. И за каждое доброе дело воздается добром, и каждая монетка, опущенная в протянутую руку нуждающегося, возвращается большой и вкусной посылкой от судьбы. Но не всем почему-то дано осознать эту нехитрую истину. Многие люди пребывают в уверенности, что кругом враги, которые задались целью их изничтожить. Такая война – не самое комфортное состояние, однако боевые действия с самим собой затягивают. И формируют определенное мировоззрение. Да – Лика еще раз улыбнулась суровой мадам, делающей вид, что она безумна занята заполнением какой-то бумажки, – это не самая лучшая представительница прекрасного пола. Злиться на нее – напрасно, воспитывать – глупо. Но надо хотя бы попробовать подлизаться к неприветливой женщине. Поулыбаться, подарить специально припасенный для таких случаев в рюкзачке свой роман. Может, получится преодолеть барьер откровенной неприязни. Возможно – нет. Делай что можешь, и будь что будет.