Этрусское зеркало - Солнцева Наталья

«Значит, они приехали надолго, - подумал Глеб, чувствуя холодную пустоту внутри. - Но как же я? Что же мне-то делать?»

Он задохнулся от ревности, от обрушившихся на него видений того, чем занимаются или будут заниматься Алиса и тот, кто привез ее сюда. Ледяная пустота взорвалась клокочущим жаром, гневным отчаянием, ослепила и оглушила. Глеб, кажется, отключился… на миг. Хорошо, что таксист, молодой улыбчивый паренек, еще не уехал. Он оставил машину далеко на обочине, а сам пошел за Глебом. Паренек сочувствовал обманутому студенту. Они познакомились по дороге, и Глеб поделился с водителем своими переживаниями.

- Братан… братан… очнись, - бормотал таксист, склонившись над ним. - Ты чего, а? Бабы того не стоят, братан!

Глеб его не слышал. Паренек побежал к машине за нашатырем, а когда вернулся, пассажир уже пришел в себя. Ему было неловко за проявленную слабость. Что это на него вдруг нашло? Сказались бессонные ночи, невыносимое нервное напряжение, в котором он находился.

- Уезжай, - хрипло произнес он. - Я должен сам, один… Вот, возьми.

Он протянул пареньку деньги.

Тот взял, но продолжал стоять, переминаясь с ноги на ногу.

- Ты… гляди, не натвори беды! - серьезно сказал он Глебу. - Поедем со мной. За обратную дорогу я денег не возьму.

- Нет, - упрямо покачал головой Глеб.

- Да плюнь ты на нее! Узнал, что стерва, и плюнь! Девок-то вокруг - хоть косой коси!

- Уезжай, - с тоской повторил Глеб. - Не томи душу.

Парень досадливо кашлянул, спрятал деньги в карман брюк и зашагал прочь.

Конарев остался один в темноте, огляделся. Улочка упиралась в молодой лес, по которому гулял ветер. Он приносил с порубки запах опилок. Свежий, горьковатый воздух обжигал Глеба… возвращая его к действительности. Он в горячке начал строить планы мести - сиюминутной, беспощадной. Пойти и убить их обоих! Задушить! Зарезать! Поджечь дом!

Постепенно он остывал, и картины мести меркли, бледнели… Он понял, как ненужно, бесполезно все это, и как эти мысли чужды его любви к Алисе, тем словам, которые он говорил ей… всему тому, что он переживал благодаря ее близости.

Немного успокоившись, Глеб посмотрел на дом. В щели ставень просачивался свет. Где-то заунывно, монотонно кричала и кричала сова. Ветер раскачивал верхушки сосен.

Глеб уже видел человека, который привез сюда Алису, и сразу возненавидел его. Этот мужчина посещал модельное агентство. Он был страшен, неуклюж, нелеп… одним своим видом нарушая окружающую гармонию. Что у него могло быть общего с этим элегантным особнячком, с людьми, работающими в агентстве, с клиентами, которые изредка входили и скрывались за тяжелой красивой дверью? Что у него могло быть общего с Алисой?

Звук ее имени болью отозвался в сердце Глеба. Он не мог больше бороться с собой… Тенью скользнув к дому, он приник к щели, откуда шел свет. Ставни были плохо пригнаны или рассохлись - и Глеб увидел Алису, ее обнаженное плечо… Она раздевалась! Кровь ударила ему в голову, закипела. В глазах стало темно.

Он отшатнулся, как будто его ударили, отскочил и бросился бежать. Куда? Зачем? Сколько времени он несся напролом через лес, не разбирая дороги?

Когда ноги подкосились от усталости, Глеб опустился на землю, не чувствуя ее под собой, и дышал, как загнанный зверь - судорожно, хрипло. В груди горело…

Казалось, ничего хуже быть не может. Но за той ночью пришла другая, гораздо более страшная.

Сколько с тех пор прошло времени? Теперь он начал понимать, что время не измеряется днями и месяцами. Оно измеряется событиями. Или вообще исчезает, перестает быть… Год с Алисой вместил в себя больше, чем вся его предыдущая жизнь - и радостей, и страданий, и любви, и черной, неизбывной тоски. И все же за один ее миг он согласился бы отдать многое… если не все.

Образ Алисы, ее светлое, выразительное лицо возникло перед Глебом, оттесняя прочие видения. Она смотрела, не отрываясь, требовательно и нетерпеливо, как бы взывая к нему. В ее глазах горел небесный огонь…

- Чего ты от меня хочешь? - прошептал он. - Чего ждешь? Что я сделал не так? Чего я не понял до конца?

Ощутив на щеках влагу, Глеб вытер ее ладонями. Неужели он плачет? Он еще способен плакать… Значит, его сердце не окаменело, не превратилось в бездушный механизм, в насос, перекачивающий по жилам кровь. А казалось, что жизнь ушла, покинула его в ту дождливую, ненастную ночь… с тревожно выглядывающей из-за туч луной… растворилась в шуме капель, в треске сырых сучьев, в торфяном запахе болота… в том ужасном костре, который никак не хотел разгораться…

Тот костер снился Глебу, как только он закрывал глаза и проваливался в дремоту. Его красное пламя выплевывало в небо искры; они с шипением гасли, падая на мокрую траву. Его горящие языки отплясывали жуткий, незабываемый танец смерти… Да, Глеб тогда решил, что он умер, и верил в это до сегодняшнего дня. Слезы убедили его в обратном. Мертвые не плачут… это он знал точно.

Глеб продумал до мелочей, как он сделает свое последнее дело на этой земле. У него почти не было сомнений, что по-другому поступить нельзя. Он остался один на один со злом… и должен довести дело до конца! Но эта встреча в склепе… Надо же, где людей может свести судьба! То, что он там увидел, пошатнуло его решимость.

Может быть, позвонить этому Смирнову, рассказать ему еще кое-что, посоветоваться?

Глеб достал из большого внутреннего кармана куртки старое бронзовое зеркало, положил его перед собой. Поверхность зеркала была тусклой. Глеб протер ее рукавом, уставился, не отрываясь. Ничего… Зеркало молчало. Он перевернул его: на обратной стороне зеркало украшала гравировка - бородатый человек с крыльями держит в руке неопределенный предмет и пристально в него всматривается.

- Совсем как я! - усмехнулся Глеб. В последнее время у него развилась привычка разговаривать с самим собой. - И что ты там видишь, приятель?

Зеркало напомнило ему о скандале, который разразился у них с Алисой.

После ночи, которую она провела с тем ужасным человеком, Глеб молчал, стараясь делать вид, будто ничего особенного не произошло. Алиса вела себя так же. Она намеренно не хотела ничего понимать. И он первый не выдержал, сорвался…

Алиса все отрицала. То есть да… она ездила с тем мужчиной, но…

- Это не то, что ты думаешь! - возмущенно кричала она. - Не смей следить за мной! Не смей читать мне нотации! Я не обязана перед тобой отчитываться о каждом своем шаге! Если ты мне не доверяешь, не встречайся со мной. Разорви отношения. Ты же считаешь меня шлюхой, да? Так брось меня! Зачем тебе шлюха?!

Она плакала. Глеб горько раскаивался в том, что затеял этот дурацкий разговор. Он же доверяет ей? Или нет? Тогда Алиса права. Раз между ними больше нет доверия, о какой любви идет речь?

И он, как всегда, просил прощения, проклинал себя за ревность, за подозрительность.

- Я люблю тебя, - шептал он, прижимая ее к себе. - Безумно люблю… У меня просто сердце разрывается! Я тебе все прощу, все! И ты меня прости…

После примирения прошло несколько дней. Глеб поклялся не следить за Алисой, не допускать никаких ревнивых мыслей. Он сжал зубы, стиснул себя в комок.

Она смилостивилась, провела с ним восхитительный интимный вечер вдвоем - со свечами и горячим вином. Ее глаза, пьяные, подернутые туманной дымкой, мечтательно смотрели на огонь.

В тот вечер она показала ему зеркало.

- Что это? - удивился Глеб. - Где ты взяла?

- Этрусское зеркало, - сказала Алиса. - Ты веришь в пророчества?

Смирнов легко нашел модельное агентство «Авгур».

«Птичий» холл был точно таким, как его описала Ева - шумным, пестрым и необычным. Посетитель сразу попадал из хмурой осенней Москвы в уголок тропического леса, полный ярких красок и птичьего гомона. Здесь даже пахло чем-то южным - апельсинами, ананасами.

- Могу я видеть госпожу Хмелину? - спросил сыщик у вертлявой остроносой секретарши, облаченной в немыслимый оранжевый наряд из шелка и перьев.

Она сама была похожа на тропическую птичку.

Красивый мужчина произвел впечатление - это Всеслав понял по ее загоревшимся глазкам, густо подведенным краской.

- Первая дверь направо, - жеманно улыбнулась она. - Вас проводить?

- Спасибо, я сам…

Господин Смирнов уловил запах ее «тропических» духов. Вероятно, это они благоухали на весь холл - смесь манго, бананов и апельсинового сиропа. Дама явно не экономила парфюмерию.

Тамара Яковлевна оказалась особой более строгой и деловитой - она приветливо кивнула вошедшему, вежливым отработанным жестом пригласила сесть в кресло из желтой кожи. Мебель в агентстве была стильная, дорогая и очень яркая.

Смирнов сел, устроился поудобнее и молча уставился на хозяйку кабинета. Выражение ожидания на ее лице медленно переходило в напряженную улыбку, которая будто приклеилась к ее губам. Но и эта улыбка постепенно сползала. Видимо, правила этикета, принятые в «Авгуре», не позволяли ей начать разговор первой, а клиент как в рот воды набрал.