Воля под наркозом - Серегин Михаил Георгиевич

– Интересно, а что будет, если он так и не найдет нужной? – поинтересовался я громким шепотом. – Отправится по второму кругу или плюнет на это дело, как думаешь?

– Не доставай меня, я нервный, – угрожающе буркнул Чехов.

– А все-таки? – продолжал я упорствовать невзирая на предупреждение.

Ответить Чехов не успел, Колобок посмотрел на очередную надпись, издал торжествующий возглас и ринулся в нашу сторону. Мы, не сговариваясь, бросились вниз и в сторону. Вокруг воцарилась поистине гробовая тишина, если не считать веселого щебетания какой-то легкомысленной пичужки да легкого шороха листьев.

Я дернул Чехова за ботинок, в результате нашего спешного падения оказавшийся прямо перед моим носом. Чехов изогнул голову назад и сделал попытку пожать плечами, подкрепив этот жест жуткой гримасой, которая, вероятно, должна была означать, что он тоже ничего не понимает.

Колобок испарился где-то на полпути между нами и заинтересовавшим его надгробием. В то, что он в состоянии передвигаться абсолютно бесшумно, я категорически не верил, а потому не видел смысла в нашем бессмысленном вылеживании. Тем более что я ухитрился приземлиться на небольшую коряжку, которая немилосердно впилась мне в бок. Я дернул ботинок вторично. На этот раз полковник даже не соизволил обернуться, а нежно лягнул меня тем же ботинком. Я конечно же возмутился и решил форсировать события самостоятельно, для чего поднял сперва голову, потом основательную часть своего туловища, а затем и вовсе встал, поворачивая голову на триста шестьдесят градусов.

Чехов, уловив движение третьим глазом, не иначе имеющимся у него на затылке, зашипел, извернулся с ловкостью изрядно перекормленного и укороченного питона так, что теперь его голова оказалась там, где только что были ноги. Я вытянул шею, встал на цыпочки и наконец обнаружил Колобка, спокойно отдыхавшего на скамеечке под кустом рябины в каких-то пяти метрах от нас.

Чехов снова издал шипение. Я присел на корточки, сердито прошептал:

– Тихо ты, подумает еще, что тут змеи кишмя кишат. Здесь он, спрятался. Караулит кого-то.

Чехов проскрипел что-то насчет моей неосторожной самонадеянности, «которая однажды до добра не доведет», и, страдальчески скривившись, вынул из-под брюха коряжку, которую я добросовестно вылеживал минуту назад.

– Да ты поднимись, – посочувствовал я.

Полковник зыркнул на меня недобрым взглядом, но совету благоразумно последовал, хотя и не сразу.

– Курить хочется, – пожаловался он минут через пять.

– А я хочу в туалет, – вспомнил я.

– У тебя прямо мания какая-то насчет туалета, – проворчал Чехов. На что я резонно заметил, что подобные желания с течением времени не только не проходят сами собой, но даже обостряются. И их, эти желания, лучше удовлетворять вовремя, дабы не случилось какого-нибудь казуса.

– Это ты не мне, а своему тезке попробуй объясни, – рассердился Чехов и посоветовал отползти тихонько в сторонку и удобрить землю.

На что я цинично ответил, что земля здесь и так удобряется с завидным постоянством и более цивилизованным способом.

Наша негромкая перепалка была прервана странным звуком, неожиданно нарушившим кладбищенскую тишину.

– Вроде душат кого-то, – высказал неуверенное предположение Чехов.

Звук и правда напоминал хрип, издаваемый человеком, которому катастрофически не хватает воздуха. Движимый профессиональным долгом и готовый оказать первую медицинскую помощь всем и немедленно, я вскочил одновременно с полковником, встревоженно обшаривая глазами безлюдную местность.

Полковник приложил палец к губам и склонил голову, прислушиваясь. Я зачарованно наблюдал, как задвигались его уши, снова вызвав у меня яркое воспоминание о гнедой лошади с «чулочками».

– Там, – сказал Чехов, уверенно указав на рябиновый кустик, за которым обосновался Колобок. Сейчас скамья была пуста.

Я похолодел, живо представив, как тезка бьется в агонии, из последних сил отбиваясь от душителя с огромными ручищами и непременно в черной маске с прорезями для глаз.

Колобок нашелся под скамейкой. Точнее, рядом с ней. Вполне живехонький. Свернувшись калачиком и подложив под голову руку, он сладко спал, увлеченно похрапывая и посвистывая во сне.

Я пространно выругался. Чехов, вероятно, сделал бы то же самое, если бы не был так шокирован.

– А ты, оказывается, вполне владеешь русской речью, – сказал он после минутной заминки.