Биография smerti - Литвиновы Анна и Сергей

Стас, как увидел, в каком отец состоянии, аж покраснел до корней волос:

– Извини, Танюш... Он, по-моему, еще больше набрался.

– А-а, голубки! – вскинулся на его голос Игорь Феоктистович. И глумливо заулыбался Татьяне: – Вижу, вижу, лапуля, ты мне молодую кровь предпочла. Ну и пусть, ну и ладно. Кого б насильно заставил, но ради сына родного – так и быть, промолчу. Хотя устоять перед такими прелестями трудно...

– Папа! – еще больше смутился Стас. И виновато взглянул на девушку: – Не обращай внимания!

– Постараюсь, – пробормотала Садовникова. И приказала застывшей в почтительном отдалении Зухре: – Двоих охранников сюда, быстро!

Девушка послушно метнулась прочь, а Игорь Феоктистович (не настолько, видно, и пьян, коли расслышал) напустился на Садовникову:

– Кто тебе право командовать тут дал, дрянь московская?

Добром с ним все равно не договориться, и Таня только плечами пожала, коротко бросила:

– Заткнись.

– Ах ты, сучка! – окончательно взъярился новоявленный хозяин дома и качнулся по направлению к ней.

– Папа! Не смей! – всколыхнулся Стасик.

Но в тот момент, к счастью, в комнату ворвались двое охранников, и Таня хладнокровно велела:

– Уведите его. Пусть проспится.

– Что ты сказала? Ах, тварь! Вышвырнуть ее! – разбушевался Холмогоров-старший.

Охранники неуверенно переглянулись. Но, к счастью, на помощь Садовниковой пришел Стас. Встал с ней плечо к плечу и твердо произнес:

– Вы слышали, что вам сказали? Уведите его. Он очень пьян, ему надо отдохнуть.

И сделал вид, будто не слышит проклятий, коими их осыпал папаня, покуда его волокли прочь из гостиной.

А когда все стихло, уважительно произнес:

– У тебя не хуже, чем у мамы, получается...

Таня поморщилась: еще один любитель жесткой руки. Спросила:

– Ты мне лучше скажи: сколько в доме гостевых комнат?

– Гостевых? – захлопал глазами Стас. – Точно не знаю... штук пять, наверное...

– Ясно, – вздохнула девушка.

Взглянула на часы: половина восьмого. Что там говорила вчера Фаина? На двенадцать, кажется, назначена панихида – в Сочи. В три нужно быть на кладбище – в Красной Долине. А в шесть – уже здесь, дома. Потому что некоторые из гостей приедут только сюда, на поминки. Но теперь, с арестом экономки, вся организация, весь отлаженный механизм домоуправления явно грозит дать сбой.

– Мне нужны телефоны, – обратилась Татьяна к Стасу, – список всех гостей и наличные деньги. Много денег. Если в рублях, то тысяч двести.

Юноша не колебался ни секунды:

– Пошли. Телефон в кабинете. Список, наверное, там же, в компьютере. Я видел, Фаина за ним сидела... А деньги в сейфе.

«Меня признали хозяйкой, – ухмыльнулась про себя Садовникова. – Смешно».

Но в кресло, не так давно принадлежавшее Марине Евгеньевне Холмогоровой, она опустилась с удовольствием.

Из нее действительно получился неплохой антикризисный управляющий.

И пусть Стас с некоторой укоризной назвал ее «стальной», а повариха, себе под нос, «наглой хамкой», но к половине одиннадцатого утра все было готово. Меню на сто персон окончательно согласовано, и горничные уже начали лихорадочно чистить девяносто два килограмма картошки (именно столько, как прикинули, требовалось для поминального обеда из четырех перемен). К воротам поместья съезжались внедорожники – их должно было прибыть семь, практически все, имевшиеся в Красной Долине. Внизу, в поселке, уже ожидали три представительских «мерса» и несколько демократичных «Фольксвагенов». Далее процессия направится в Сочи, в траурный зал, где пройдет панихида и прозвучит «Реквием» Моцарта в исполнении городского оркестра. А на кладбище, даже если они припозднятся, их все равно проведут через «зеленый коридор» – никакой нудной проверки бумажек, немедленно к месту упокоения, и четверо могильщиков ждут наготове...

Отъезд был назначен на 10.45, и Таня уже уходила из кабинета, как вдруг загремел очередной телефонный звонок. За прошедшие пару часов Садовникова говорила по телефону почти беспрерывно: ругалась, спорила, уговаривала... Кто там на этот раз? Бестолковая девушка-клерк из ритуальной службы? Очередной гость – с соболезнованиями и извинениями, что не может явиться лично?

– Да! – нелюбезно рявкнула она в трубку.

Стасик, правда, тут же заметил, что у них в доме принято отвечать: «Резиденция Холмогоровых», – но от нее они подобных глупостей не дождутся.

– Ты, Танюша? – изумленно откликнулся аппарат.

Бог мой! Отчим! Узнал ее, даже несмотря на холодное односложное «да»!

– Я, я, Валерочка! – радостно закричала Таня.

Часы показывали десять сорок одну. Ровно три минуты на родной голос – и минута, чтобы домчаться до холла. Она как начальница опаздывать не имеет права.

И девушка виновато пробормотала:

– Слушай, я жутко рада, что ты позвонил, но мне бежать надо...

Валера, молодец, ничего спрашивать не стал.

– Хорошо, тогда очень быстро. Я нашел твоего Петюню.

В первую секунду Таня даже не поняла, о ком речь, – слишком многое случилось после того, как Марина Евгеньевна рассказывала о друзьях детства. Впрочем, быстро сориентировалась, с энтузиазмом произнесла:

– Супер! Молодец! Спасибо!

Хотя сейчас ей уж точно не до Петюни. Но Валерочка ведь старался, искал... Наверняка старые связи пришлось поднимать... Чтобы отчим не обиделся, пришлось спрашивать:

– Ну и где он? Что с ним?

Полторы минуты уже пронеслось. Сейчас в гостиной, где гости к отъезду готовятся, раздрай начнется.

– Коротко: ничего особенного. Он жив и вполне здоров. Сохранил свою же фамилию: Горемыхин Петр Петрович, проживает в дальнем Подмосковье.

– И к чему тогда все? – как-то обиженно выдохнула Таня.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, Холмогорова мне якобы страшный секрет открыла. Будто Петюню Матвей Максимович убил. Да и сам Алтухов явно занервничал, когда я его про него спросила... Ты уверен, что это он самый?

– Практически. Год рождения – совпадает. Место рождения – город N. Был прописан на Загородном шоссе, дом 1, по адресу тамошнего кладбища...

Десять сорок пять. Очень может быть, что народ ее не дождется. Самостоятельно ломанется к внедорожникам... Но оборвать разговор на полуслове уже никак не получится.

И Таня задумчиво спросила:

– А как же тогда с тем, что... он, мол, без вести пропал? Значит, не пропадал?

– Пропадал. И заявление его отца имеется, – пояснил полковник. – И даже признание Горемыхина П.П. умершим – как положено, по истечении пяти лет после исчезновения, то есть в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году. Но только исчезал Петюня в Советском Союзе, а в тысяча девятьсот девяносто третьем объявился уже в суверенной России. И никого это не удивило.

– Как же так может быть?

– У нас в стране все может быть, – хмыкнул Валерий Петрович. – Да и преступления никакого не случилось. Пропал без вести – потом нашелся, личное дело... Никто его все равно не искал, отец давно умер, а других родственников не было. Я тебе больше скажу: он даже паспорт не выбросил. И получал новый российский в обмен на тот, который ему еще в восемьдесят первом году выдали. Не положено, конечно, без решения суда, однако обошлось. И заграничный паспорт у него имеется. Тебе эта информация что-нибудь дает?..

– Да решительно ничего! – фыркнула Таня, глянув на часы.

Она строго объявила: выезд под ее руководством ровно в десять сорок пять. Но сейчас уже без десяти одиннадцать, а она все еще в кабинете. Вот тебе и успешный антикризисный управляющий!

Отчим же об ее угрызениях совести не ведал и задумчиво заметил:

– Мне, правда, странным показалось другое.

По коридору зашелестели шаги. Дверь в кабинет растворилась, на пороге показался Стас. Он мученически взглянул на Татьяну, пощелкал по циферблату наручных часов, прошептал:

– Тань, они там все уже бесятся...

– Сейчас, – одними губами выдохнула Садовникова. И попросила в трубку: – Можешь, Валерочка, совсем в двух словах?

– Наш Петр Петрович никогда и нигде не учился. Даже аттестата о среднем образовании не имеет. Не работал. В наследство не вступал. Инвалидности не оформлял. То есть никаких выплат от государства не получает. Женат не был, детей нет. Однако проживает в собственном доме аж в четыреста пятьдесят квадратных метров. Ездит на автомобиле «Лэндкрузер». И имеет счет в банке на пятьсот двадцать семь тысяч долларов.

– Счастливый человек... – пробормотала Татьяна.

– Смотри! – Стас потянул ее к окну.

Девушка встала, потянула за собой телефон, увидела: народ идет к внедорожникам. Наверняка ведь сейчас умудрятся рассесться так, что кому-нибудь обязательно места не хватит...

– Все, Валер, я правда больше разговаривать не могу. Пока! – И она бросила трубку.

Невежливо, конечно, но ей сейчас абсолютно не до Петра Петровича Горемыхина.

Таня его ни о чем не попросила. Падчерица, как всегда, чем-то увлечена, спешит, и ей совершенно не до него. Но родители на то и родители – чтобы помогать, даже когда дети в этом совсем не нуждаются.