Ветреное сердце Femme Fatale - Вербинина Валерия

Они оставили лошадей у пустого дома Севастьянова и, крадучись, пробрались к складу, возле которого прохаживался сторож с ружьем. При виде ружья Казимир икнул от страха и вытаращил глаза.

– Идем к черному ходу, – шепнула Амалия. – И постарайтесь не отставать!

Сообщники обошли склад, причем Казимир в потемках два раза едва не споткнулся. И вообще он стал уже жалеть, что дал себя втянуть в опасное дело. Амалия шикнула на него, чтобы он вел себя потише.

– У тебя что, есть ключи? – рискнул спросить Казимир, когда она возилась с замком.

– Нет, – лаконично ответила племянница, – кое-что получше.

Казимир попытался припомнить, какое наказание следует в Российской империи за кражу со взломом, да так и не припомнил. Отмычка сработала, замок открылся, и Амалия с дядюшкой вошли внутрь. Молодая женщина огляделась и закрыла дверь.

Они стояли, прислушиваясь, но все было тихо. Амалия вытащила коробок спичек, свечу и зажгла ее. Бледный трепещущий свет озарил какие-то тюки, мешки с товарами, коробки…

– По-моему, самый обыкновенный склад, – пробормотал Казимир, озираясь.

– Подождите здесь, – шепнула Амалия, – а я пойду осмотрюсь… Если вдруг заметите кого-нибудь – свистните по-птичьи.

– Племянница, ты что, с ума сошла? – сердито спросил Казимир. – Я не умею свистеть! И тем более – по-птичьи!

– Можете проухать совой, – великодушно разрешила Амалия, удаляясь от него.

Казимир остался стоять у выхода, проклиная все на свете и больше всего желая, чтобы приключение как можно скорее закончилось. Он достал фляжку и вновь приложился к ней, но вдруг обнаружил, что та пуста. Пробормотав короткое, но очень выразительное ругательство, дядюшка сунул бесполезную уже емкость в карман и тут увидел мышь, которая сидела на ближайшем ящике и, умывая лапками мордочку, без всякого почтения поглядывала на него.

– Чтоб ты подавилась! – с горечью сказал ей Казимир.

На городской церкви печально, глухо пробил колокол и стих. Амалия обошла весь склад, потрогала товары, открыла даже один ящик с кофе – но не нашла ничего, что могло даже отдаленно оправдать ее подозрения. Свеча в ее руке затрепетала и погасла.

«Эт-то еще что такое?» – растерялась Амалия.

Она вновь зажгла свечу и стала водить ею вдоль глухой стены, у которой стояла. Огонек свечи вновь затрепетал, как будто от сквозняка… И в следующее мгновение в стене начала поворачиваться на петлях потайная дверь.

Амалия прыгнула за мешки и поспешно задула свечу. Загрохотали по полу тяжелые сапоги. Из потайной двери вышел Маврикий Алпатыч и сказал, обращаясь к кому-то, находящемуся за нею:

– Ты, главное, не перепутай… Как на ярмарку поедешь, возьмешь с собой сверток. Там все и сбудешь, как обычно.

– Кого ты учишь… – ответил изнутри голос Гаврилы Краснодеревщикова.

– Свет не оставляй, не то, не ровен час, заметит кто, – распорядился миллионщик на прощание.

Сердце в груди у Амалии колотилось, как бешеное. Фомичев уже ушел, так и не заметив ее. Через минуту появился Гаврила, неся в руке какой-то сверток.

Едва он исчез за грудой ящиков в конце прохода, как Амалия выскользнула из своего укрытия и попыталась открыть потайную дверь. Она сломала ноготь и ободрала руку, но наконец все же повернула створку и, проскользнув внутрь, закрыла дверь за собой.

Амалия оказалась в маленькой, хорошо натопленной комнате, в которой имелось одно-единственное крошечное оконце, прорезанное высоко в стене. В углу стояла машина наподобие типографской, возле которой лежали пачки бумаги. Вкусно пахло краской, и к этому запаху примешивалась вонь кислых щей (тарелка с их остатками стояла на низком столике, возле потушенной лампы). Под столиком тоже лежали какие-то пачки.

«Революционные прокламации? – ломала голову Амалия. – Подпольная типография? Боже, какая чушь! Миллионщик, уважаемый человек… Ну и что? И ничего это не значит. И все же – так рисковать из-за…»

Она подошла к столу, подняла одну из пачек – и в тусклом свете луны, пробивающемся из окна, увидела знакомые рисунки и подписи. Не веря своим глазам, Амалия поспешно чиркнула спичкой, зажгла лампу и стала перебирать пачки…

Здесь были сторублевые ассигнации, в народе именуемые радужными, а также десятирублевые и пятирублевые. И все деньги были фальшивыми.

Сомнений больше не оставалось: Маврикий Алпатыч Фомичев, купец, уважаемый человек, миллионщик и все прочее – не более чем преступник, обыкновенный фальшивомонетчик. И, разумеется, его дражайший кум Гаврила Модестыч Краснодеревщиков тоже находился в курсе дела, раз купец посылал его сбывать деньги на ярмарку.

Все стало ясно, на сей раз – ясно окончательно. И то, почему никому не известный лавочник так стремительно и неправдоподобно разбогател за какие-то несколько лет, и то, из-за чего был убит Богдан Петелин, и нелепая гибель Натали… и упорное стремление преступников скрыть любые следы…

«Он изготовил клише, боже мой… Клише для фальшивых денег! Вот зачем им нужен был несчастный художник… И уж, верно, не от хорошей жизни тот согласился на такую работу… Вероятно, ему не разрешали выходить, но он все же ускользнул один раз – и встретил Натали… А потом они убили его. И ее, потому что думали, что художник рассказал ей о том, чем они занимаются…»

И тут до нашей героини донесся крик Казимира.

– Амалия! – вопил дядюшка, и такой страх был в его голосе, что все посторонние мысли мгновенно вылетели у нее из головы. – Амалия! На помощь!

Казимир! Боже мой, во что она втянула его! Ведь Зимородков предупреждал ее… Они же убьют его, убьют, не задумываясь, как до того убили художника, сделавшего клише, и жену Севастьянова!

– Ама… – пискнул у двери черного хода Казимир и умолк.

Ружье, которое держал Гаврила Модестыч, уперлось ему прямо в грудь. Рядом с Гаврилой стояли невесть откуда взявшиеся сторожа – трое надежных, проверенных слуг, которые были готовы кого угодно прикончить по приказу хозяина.

– Амалия Константиновна, – рассудительно заговорил стоявший несколько в стороне Маврикий Алпатыч, – выходите… Слово Фомичева, я вам ничего не сделаю!

Нас убьют, поняла Амалия. Обоих… Она поглядела на оконце, но то было слишком узко.

Бежать? И бросить дядю? Нет, на такое она неспособна!

Закусив губу, Амалия взяла из-под стола несколько пачек фальшивых денег – новеньких, хрустящих, волшебно пахнущих свежей краской…

– Амалия Константиновна! – возвысил голос Фомичев. – Ну нелепо же, право слово, нелепо прятаться… Ведь Антоша мой у вас служит, хорошие знакомые, как-никак… Разве ж не договоримся? – Он подмигнул Гавриле. – Конечно, договоримся!

– Где она? – шепотом спросил у него Гаврила.

Казимир, стоявший напротив него с поднятыми вверх руками, был ни жив ни мертв.

Амалия же в тот момент сняла с шеи шарф, обмотала его вокруг руки и выбила стекло, после чего принялась швырять в окно пригоршни поддельных денег. На глазах у нее выступили злые слезы.

– Амалия Константиновна! – Маврикий Алпатыч осклабился. – Амалия Константиновна, где вы? Выходите! Не то вашему дядюшке придется плохо… очень плохо!

– Да не выйдет она, – лениво протянул кто-то из сторожей. – Небось не глупая. Надо ее искать.

Фомичев кивнул.

– Ступай, Тычков, и вы тоже, ребята, – сказал он со вздохом. – Что поделаешь! Придется их обоих в болоте утопить, как…

Казимир представил, что его труп швыряют в вонючее болото, и снова сдавленно пискнул. Душа его бунтовала против такой гнусной, ни с чем не сообразной смерти. Возмущались все предыдущие поколения шляхтичей, буянов, гордецов и задавак, возмущались предки-крестоносцы. Но больше всех возмущалась легкомысленная бабушка Амелия, выходившая замуж бессчетное число раз. Чтоб ее потомки сгинули в болоте! Нет, такого она определенно не могла стерпеть!

Наша героиня вышвырнула последнюю пачку в окно, проверила свой револьвер и, держа в руке лампу, открыла дверь.

– Вот она! – крикнул сторож, откликавшийся на фамилию Тычкова.

В следующее мгновение он получил пулю в грудь, а Амалия, отскочив в сторону, швырнула лампу туда, где были сложены друг на друга штуки материй. Лампа разбилась со звуком, похожим на вздох укора, по ситцу пробежали языки огня… Второй сторож выстрелил дважды в сторону Амалии, но она положила его, почти не целясь. Охнув, мужчина рухнул на землю, выронив ружье.

– Зараза! – вскрикнул третий сторож. – Она стрелять умеет!

Амалия укрылась за башней из коробок и на всякий случай дозарядила револьвер. Мимо ее плеча пролетела пуля, и отважная молодая женщина поняла, что нельзя терять время. Выскочив из укрытия, она дважды выстрелила в сторожа, стараясь все же не ранить его смертельно, как предыдущих. Сторож, впрочем, вовсе не оценил ее любезность, потому что пытался из последних сил выстрелить в нее еще раз. Она подскочила к нему и ногой отшвырнула ружье – но тут другое ружье щелкнуло за спиной, судя по звуку, в каких-то двух или трех шагах.