Вид на жительство в раю - Андреева Наталья

— А как же насчет мобил? — Пенкин растерян.

— И за это тоже. Кстати, я не представился: оперуполномоченный Хлынов Олег Александрович. Уголовный розыск.

— Ага. — Пенкин морщит лоб. — Это… Так мне к вам!

— Ко мне, — соглашается Хлынов. — А я только что жаловался, что праздники кончились! Так вон же он: праздник!

Анатолий Пенкин смотрит на него озадаченно. И идет к лестнице на второй этаж. Хлынов пропускает его вперед. Оборачивается, смотрит через плечо на дежурного и подмигивает. Тот широко улыбается. Удача! Явка с повинной! Пенкин-то простак! Сколько бы его ловили? Нападал он преимущественно в сумерках, особых примет нет. Разве что татуировка на правой руке… Но мало ли на свете «Толянов»? Именно так и написано на пальцах у Пенкина. И кто его надоумил прийти с повинной?

Пенкин и Хлынов идут по длинному коридору. Анатолий крутит головой, читает надписи на дверях и бессмысленно улыбается. Хлынов невольно думает: «А может, он это… того? Сумасшедший?» Всякое бывает. Наговорит на себя, признается во всех смертных грехах, а по нем, оказывается, психушка плачет.

Они входят в кабинет, на дверях которого табличка: «Уголовный розыск». Хлынов усаживается на стул и гостеприимно говорит:

— Ну, садись, Пенкин Анатолий. Будем составлять протокол.

— Ага.

Пока Хлынов раскладывает на столе бумаги и ищет ручку, Пенкин смотрит на него с готовностью. Первым делом Хлынов переписывает паспортные данные. Потом зевает:

— Ну-с, как говорится, приступим. К уголовной ответственности раньше привлекался?

— Ага, — кивает Пенкин.

— Что «ага»? — Хлынов поднимает голову.

— Так это… того… Все равно ведь узнаете.

— Опа! Значит, имеешь судимость? Когда отбывал наказание?

— Так это… уж восемнадцать лет, как освободился!

— Судимость, значит, давно погашена. А подробности?

— Так это… за драку. Выпили мы, пошли в клуб, на танцы. Там выпили еще. Ну и… Сам не помню, как вышло, — разводит руками Пенкин. — Очнулся в участке. Оказалось, помяли городских маленько. А одного — сильно. Инвалидом он остался.

— Причинение тяжкого вреда здоровью из хулиганских побуждений. Понятно. Сколько отсидел?

— Три года. Вроде как ранее не судимый, да и пацан еще зеленый был. Снисхождение, значит. Минимум дали. Должен был в армию идти, а тут…

— Пошел под суд, потом на зону. Понятно. Ну, вышел ты, а дальше?

— Так это… В деревне жил. Потом в Москву подался.

— И давно ты в Москве?

— Да уж лет десять.

— На нелегальном положении, значит. Как решаешь проблемы с законом?

— Так это… — Пенкин смотрит на капитана в упор. Взгляд его невинен, как у младенца. Глаза серые, ресницы светлые, пушистые. Вдруг меж них мелькает искорка, словно бы втайне Пенкин потешается над своим собеседником. Впервые в душу Хлынова закрадывается сомнение. А так ли он прост, этот Пенкин?

— Ну-ну, договаривай.

— Как-то решаю, — бормочет Пенкин. Понятно: взятки дает. А деньги откуда?

— Работаешь?

— Ага! — вновь оживляется Анатолий. — На стройке. Рабочие руки повсюду требуются. Строится Москва. А я и каменщик, и плотник, и в электрике малость соображаю. Работаю. Как не работать?

— Живешь где?

— Квартиру снимаю. Хрущоба под снос, первый этаж. Цена сходная.

— Хозяева, понятное дело, о судимости не знают.

— Почему не знают? — удивился Пенкин. — Свои же.

— Понятно. Тоже из мест не столь отдаленных. Рыбак рыбака… Больше закон не нарушал? Я имею в виду, не находился ли ты под следствием?

— Не-а.

— Точно? Не врешь?

— Богом клянусь, начальник! Ни-ни! Жил тихо.

— А как же с мобилами вышло?

— Бес попутал. Я ж говорю: запишите явку с повинной. Работы не было, ну и я…

— Когда украл первый телефон?

— В начале ноября. — Тон Пенкина резко меняется. Теперь он серьезен. Хлынов тоже: все сходится. Первое заявление от потерпевшей поступило в ноябре. Анатолий морщит лоб: — Точную дату не помню. Праздники, выпить захотелось. А денег нет. С работой перебои.

— Праздники какие?

— Как какие? Ноябрьские! Красный день календаря!

— Так ты за коммунистов? Ноябрьские-то отменили!

— Э-э-э, начальник. Не отменили, а добавили. Теперь с четвертого можно начинать. И аккурат по восьмое.

— Логично. Значит, ты пьешь?

— Точно!

— Ты — алкоголик?

— Да ты что?! Какой же я алкоголик?!