Никогда не заговаривайте с неизвестными - Малышева Анна

— Скажи мне что-нибудь! Скажи!

Алия дрожала и пыталась натянуть себе на плечи одеяло. Дана шепнула:

— Она под кайфом. Не мешай ей, пусть… Алие сейчас хорошо.

— Когда ты ей вколола эту гадость? Когда я позвонила?

— Да. Чтобы она нам не мешала. С ней бывает трудно справиться…

— Гады…

Муха еще раз оглянулась на сестру, потом на занавеску, отгораживающую комнату от коридора. Теперь она была почти уверена — в квартире кроме них, никого нет. Иначе Дане давно пришли бы на помощь, ведь та кричала.

— Давно она тут? — спросила Муха.

— Второй день. Ее отыскали люди Жумагалиева, передали мне. Сейчас ей стало получше, а сперва была невменяема.

— Это называется — получше?

— Ты не представляешь…

Дана немного осмелела. Она села на мешок и поправила растрепавшиеся волосы, поморщившись отболи.

— Говори, — велела Муха. — Говори, гадина, ты ведь давно знала, как ее найти?

— Клянусь, я ничего не знала!

— Где ты ее взяла?

Дана ощупала свое горло и прерывисто, сухо вздохнула:

— Дай воды.

— Перебьешься, — заявила Муха. Она не решалась выйти из комнаты — Дана явно что-то замышляла. — Когда расскажешь, дам попить.

— Ладно… — Дана прокашлялась. Видимо, Муха все-таки слишком сильно сжала ей шею. — В ту ночь, когда она исчезла, ее действительно увезли на машине какие-то парни, друзья Толгата. Алия приставала к ним, чтобы сказали, как его найти в Америке. Они над ней только смеялись.

Потом она купила себя укол и в туалете наширялась. Снова пошла в зал и опять пристала к тем парням. Подняла крик. Они не хотели скандала…

Один из них сам приторговывал наркотиками. Тогда они ее взяли и сказали, что повезут к Толгату.

Она с дурных глаз поверила и пошла с ними. Они отвезли ее на какую-то малину…

— Они ее изнасиловали? — тихо спросила Муха.

— Конечно. Только она ничего уже не помнила. Когда Алия пришла в себя и начала плакать и вырываться, опять вкололи дозу, и ей стало хорошо. Они держали ее там целый месяц. Понимаешь, они бы и рады были от нее избавиться… Но вдруг она подаст на них в суд за изнасилование? А ведь чем дальше, чем больше.

— Сколько их было? Где они?

— Забудь о них, — посоветовала Дана. — У тебя будет много других проблем.

Муха оглянулась на сестру. Теперь та снова лежала, уставившись в потолок, и медленно перебирала пальцами край одеяла.

— Она нас понимает? — спросила Муха.

— Нет. Она даже не узнала тебя, по-моему.

— Она мне улыбнулась… Кто выбил ей зубы?

— У нее выбиты зубы? — удивилась Дана.

— Да, вверху слева…

— Вот мерзавцы… — прочувствованно сказала Дана.

— А я-то все время думаю — почему она так странно говорит?

— Может, ей и челюсть сломали?

— Не знаю. Она не жаловалась на боль… Во всяком случае, чтобы вернуть ее к нормальной жизни, придется потрудиться.

Муха в отчаянии села рядом, на тот же мешок с тряпьем:

— Что ты говоришь… По-моему, это бесполезно.

— Так вот как ты любишь сестру!

— Не твое дело как.

— Ну вот что. — Дана положила руку на плечо собеседнице. — Я тебе одно скажу. Она соображает. Это главное. Кое-что соображает, и это уже хорошо. Я была в худших переделках, иногда мне казалось, что мозги превратились в солому. А я была моложе, чем она. И ничего.

Муха стряхнула руку со своего плеча.

— Я говорю, что она сможет вернуться к нормальной жизни, только нужно лечение в клинике.

В хорошей клинике.

— Помолчи.

— Если ты поставила крест на себе, то она ни при чем!

Муха повернула голову:

— Это ты поставила на мне крест! Ты, наверное, думала, что я уже сюда не приду? Что меня заловили менты? Кто сделал фоторобот, сообщил мои данные? Ты? Кто еще мог это сделать?

Дана усмехнулась:

— В чем ты меня упрекаешь? Убивала людей, брала денежки, думала, что легко соскочишь? Все будет без последствий?

— Ты сама обещала, что последствий не будет!

— Да, обещала, но у тебя была и своя голова.

Только где? Позарилась на деньги. Зарвалась.

— Я спрашиваю — это ты меня сдала?

Дана помолчала и вдруг просто ответила:

— Я.

Теперь замолчала Муха. А Дана рассказывала, неторопливо, уверенно:

— А что было делать? Жумагалиев приставил нож к горлу — я должна тебя сдать. Не сама, конечно. Нашла людей, которые тебя якобы видели, показания слепой свидетельницы не слишком кого интересуют, особенно при составлении фоторобота. Ведь по идее я тебя не видела. Жумагалиев сейчас под следствием. Ему нужны твои показания.

— Какие?

— Что ты убивала по его заказу.

— За дуру меня держишь? Ему не нужны такие показания!

— Глупенькая… У сильных людей свои игры.

Твои показания помогут ему соскочить.

— Да каким образом?

— Не твое дело.

— Ты мне предлагаешь, сдаться?

— Именно.

— Значит, так ты мне помогла?

— Я именно помогаю, не приходится особенно привередничать. Чистой ты уже никогда не будешь.

— Я и не была чистой… Но на зону не пойду!

— Судить тебя будут тут. — Дана как будто ее не слышала. — А где исполнять приговор — не знаю… Может, отправят в Казахстан.

— Не дай бог… — Муха стиснула виски ладонями, зажмурилась:

— Лучше я… Лучше…

Дана тронула ее руку и мягко сказала:

— Думай не только о себе, но и о ней. Она молодая, у нее вся жизнь впереди. Ее вылечат, и она никогда не прикоснется к наркотикам, если будут деньги на высококлассных специалистов… Ты поможешь ей. Ты ее спасешь… Вот что я предлагаю, если пойдешь и сдашься. А если останешься в этой норе? Сама подумай — надолго ли это счастье? Первый же встречный сдаст, опознает, друзей нет. Тебя возьмут — все, конец… А ей пропадать?

— Так и так меня возьмут, — сказала Муха. — И придется давать показания, что меня нанял Жумагалиев. Какая разница — раньше или позже?

Лучше позже… Хотя бы поживу…

— Нет, лучше раньше.

— Почему это?

— Первое — тебе гарантирована добровольная явка с повинной. Второе — окажешь помощь следствию, обеспечат лучшего адвоката. Мягкое обращение. Цивильные условия. За все заплатит Жумагалиев. Он максимально тебя выгородит, не получишь большого срока…

— Пой, пой…

— И наконец… — Дана опять погладила девушку по плечу:

— Важно выиграть время. Ему нужно, чтобы ты появилась немедленно. Прямо сейчас.

Понимаешь? Тогда он тебе поможет. А если опоздаешь, он уже ничего не сможет сделать, погибнет, и ты с ним — вы же повязаны…

— Дана, говори толком — зачем ему нужно, чтобы я вышла?

— Лучше тебе этого не знать. Тебя будут расспрашивать, деточка, очень подробно расспрашивать…

— Камера, следствие, вонь… — Муха смотрела в пол остановившимися жесткими глазами. — Потом тюрьма. Нары, тухлое бельишко на веревочках.

Супчик с овсом. В праздники — картошка. Вокруг всякая гниль, бляди, плановые, бакланье… Куда ты меня посылаешь? Сама-то со мной пойдешь?

— Нет.

— Так значит, опять буду отдуваться за всех?

— Послушай еще, — остановила ее гневное движение Дана. — Жумагалиев даст тебе за это двести тысяч долларов. Или это не цена за такой поступок?

Лучше будет, если пропадешь даром? Посмотри на нее! — Дана дернула подбородком приблизительно в ту сторону, где была кровать. — Ей нужны эти деньги! Ей нужна твоя помощь! Она вечно будет тебе благодарна! Ты ей новую жизнь подаришь, а если откажешься — обе пропадете. Сколько у тебя денег?

Муха, неизвестно почему, сказала правду:

— Восемь тысяч…

— Ты смеешься? Даже на лечение ей не хватит! А потом куда она денется? Поедет домой, в Казахстан? К нищим родителям? Туда, где все будут в нее тыкать пальцами — валялась по московским постелям, кололась, сестра у нее по второму разу сидит? Или вам и без того сладко?

— Я, конечно, ее люблю… — сказала Муха, глядя на постель. — Но… Это слишком. Нет, это слишком…

— Значит, не хочешь?

Муха встала, подошла к постели и, взяв Алию за подбородок, повернула лицом к себе. Алия поглядела на нее и заулыбалась.

— Скажи что-нибудь, — попросила Муха. — Ты меня видишь? Узнала?

Алия что-то прогудела. В ее глазах застыло блаженное выражение новорожденного младенца.

Муха отпустила ее и в ярости обернулась:

— Она рехнулась!

— Нет, нет…

— Она меня не узнает!

— Дай ей немного времени… Она даже меня узнает, что уж говорить о тебе…

— Они били ее. Я уверена, что ее били по голове. Она стала дурочкой! Что они делали с ней все это время? Ведь прошел почти год!

— Она… Зарабатывала для них деньги.

— Как?!

— Как могла. Приспособить ее к торговле наркотиками не могли — боялись выпустить из дома.

На той квартире была малина. Там она и оставалась до последнего момента…

— Она…

— Она была проституткой.

— Господи… — Муха в ужасе смотрела на сестру. — Кто же польстился на такое?! На нее страшно смотреть! Ты врешь!