Два гения и одно злодейство - Соболева Лариса

– Мне трудно сейчас объяснить… потом. Ты ведь меня не знаешь, я тебя…

– Не знаю, но хочу узнать.

– Pauline! Pauline! – послышались издалека голоса Софи и Одетт.

Володька, целуя ее, с радостью отметил, что напряжение в ее теле быстро исчезает, она обмякает. Зов Влада раздался ближе, Полин вырвалась:

– Да отпусти, в конце концов! Сюда идут!

Она вовремя отпрянула, так как вошел Влад.

– Полина, мы готовы, – сказал медленно, попеременно глядя на обоих.

– Я сейчас переоденусь.

Она выскочила, Влад же вальяжным шагом, сунув руки в карманы брюк, приблизился к Володьке:

– Глазки горят, сбивчивое дыхание, по-девчоночьи смущена… Такой я ее не видел. Что ты с ней сделал, шустрик?

– Скажу честно: мне иногда хочется в зубы тебе заехать, – иезуитски ласково проговорил Володька.

– Тебе не кажется, что ты наглеешь?

– В каком смысле? – Володька вызывающе вздернул подбородок.

– Красивая, богатая, свободная… Далеко пойдешь, если вовремя не остановить. Не стоит докучать Полине приставаниями, не с твоим уровнем. Ты должен быть благодарен ей и вести себя соответственно. Надень рубашку, ходишь, как папуас.

– А не пошел бы ты на хер?

– Вот и я о том же, гегемон ты наш.

Влад ушел, Володька вслед показал ему кулак. Прощание было коротким и спешным. Рисунки с изображениями Софи и Одетт подарил девушкам. Все сели в машину, и Полин уже завела мотор…

– Мне надо два слова сказать Володе, извините, – спохватилась.

Войдя с ним в дом, она порывисто обняла его за шею.

– Когда ты приедешь? – целуя ее, спросил он.

– У меня дела, думаю, через несколько дней. Надень рубашку.

– Это я для тебя так хожу, смотри и запоминай: лучше меня нет.

– Хвастун.

– Полина, – пробасил недовольно Влад, – время!

– Что у тебя общего с этим шакалом?

– Русский язык, Володя, больше ничего. Да и тебе он пригодится.

– Не перевариваю я его.

– Ты несправедлив. Ну, все, все, пусти. Я поехала.

Когда машина скрылась, Володька подпрыгнул и заорал что есть мочи. Потом, издав вторично счастливый вопль, подставил лицо солнцу, жмурился и смеялся, вспоминая прощальную сцену с Полин. Опустив голову, вздрогнул – Луиза словно из-под земли выросла.

– О! Salut Louise! (Привет, Луиза.) Пришла работать? Пошли. Сегодня у меня чертовски здорово будет получаться! (Луиза сняла пиджак, подняла свитер…) Non, non, Луиза… Я займусь только лицом. Постой, постой, ты согласна без конфет раздеться? Вот это да! Но сегодня не надо, тело я написал. Садись теперь на стул. Так. Regarde ici dans la fenetre. (Смотри сюда, в окно.) Отлично. Луиза, сегодня я и Полин… это не важно. Для тебя. А для меня важно. Ночью… это было как в сказке… как в раю. Точно, я был в раю.

РОССИЯ, ПЯТЬ ДНЕЙ СПУСТЯ,

ИЛИ 21 ОКТЯБРЯ

Лазарь набрал номер приемной Ставрова.

– Фирма «Логос», – подняла трубку секретарша.

– Я уже звонил вам, хочу уточнить, когда прилетает ваш шеф? Мы договорились о встрече после его приезда, а вы не знали, когда он прилетит.

– Он задержался, прилетит завтра. Что-нибудь передать?

– Да нет, я сам позвоню ему. Благодарю вас.

Положив трубку, загадочно улыбнулся Лине, которая вышла из ванной:

– До твоего отъезда я успею тебе показать одно представление.

– Какое? – была заинтригована она.

– Завтра, Лина, завтра. Иди ко мне. Я так ждал тебя… очень ждал…

– И я приехала, – улыбнулась Лина, отвечая на его ласки. – Нам суждено быть вместе, Лазарь. Нас слишком многое связывает.

Да, их связала судьба накрепко еще в ту зимнюю ночь, когда сбежали из ада…

ДВА ГОДА НАЗАД,

НОЧЬ С 28-ГО НА 29 ДЕКАБРЯ

В ту ночь он подогнал автомобиль к дачному району. Тщательно обследовав машину, обнаружил еду в пакетах, деньги, выпивку, старое одеяло. Все вынес из авто и сложил на снегу под скрежетавшей от ветра акацией. У любого автомобилиста есть набор инструментов, он нашел и их. Сорвав номера спереди и сзади, чтоб не узнали автомобиль по номеру, положил в пакет, затем открыл дверцу:

– Вылезай, дальше пойдем пешком.

– Я не могу, – едва слышно сказала она, – у меня нет сил…

– Выходи, – и потянул ее на себя.

Она выпала из машины, всхлипывая, поднялась, вяло стряхивая с себя ненавистный снег, колкий, как иглы. Он помог ей добраться до акации, укутал одеялом и побежал к машине. Откатив ее, основательно смочил толстую веревку, найденную в багажнике, в бензине, один конец сунул в бензобак, второй протянул, насколько хватило веревки, и поджег. Бежал, что есть мочи. Сзади рвануло, он упал, его спутница закричала. Объятая пламенем машина осветила снежное поле, домики невдалеке, показавшиеся игрушечными. А женщина кричала и металась. Подумала, что ее освободитель убит взрывом и теперь она одна – замерзшая, не знающая, в какую сторону податься. Он возник перед ней неожиданно: