Смерть мужьям! - Чиж Антон

– Ее отравили?

Вместо ответа криминалист указал на лиф. Под левой грудью плотно уселся шарик бронзового отлива, на котором виднелись три черточки. И без экспертизы понятно: удар нанесен той же рукой, что срезала Пашу. На скамейке – куда проще и удобнее. Быстрое движение левой, и никто ничего не заметит. Даже если бы по бульвару гуляла толпа народа. А в поздний час и подавно. Убийца мог себе позволить поцеловать руку, изобразив прощание, и не спеша скрыться.

– Что думаете, Аполлон Григорьевич?

– То же, что и вы, коллега... Не стесняйтесь, мне приятно слушать, как вы рассуждаете...

– Убийца обладает не только сильной рукой, но и завидным хладнокровием. Выбирает публичные места. Действует быстро и надежно. Без всякого сомнения, хорошо знаком с жертвой.

– Одно не могу понять: зачем ему пользоваться таким странным оружием? – сказал Лебедев. – Это серьезная улика. Когда его поймаете и доведете до суда, отказаться от нее будет невозможно. И адвокат не поможет.

Ванзаров внимательно осмотрелся.

– Что-то потеряли, коллега? – спросил криминалист, вооружаясь сигаркой и поднося трость. Щелкнул кремень, потом еще и еще раз. Но вечная зажигалка служить отказывалась. Ее обозвали дурным словом и заменили спичками.

Потянуло никарагуанской вонью. Отечественная публика стала расходиться.

– У нее должна быть шляпная коробка, – сказал Родион.

– Посмотрите за скамейкой.

Но и там не было. Зато в траве что-то скромно блеснуло. Родион нагнулся и поднял серебряную коробочку для монпансье с вензелем «А.Г.».

– Изящная штучка, где такие берут? – заинтересовался Лебедев.

– Это мы спросим у того, с кем встречалась Делье. Строго спросим... Позвольте заглянуть в сумочку.

Атласный мешочек с волнистыми рюшами в цвет платья, был вытянут из затвердевшей руки и покорно сдался грубому мужскому вмешательству. Хранил он совсем немного тайн. Кружевной платочек, несколько купюр, помятую записку и счет из модного салона «Смерть мужьям». Устрашающей метки с розочкой и сцепленными стрелками не нашлось. Она и не требовалась. Тот самый черный цветок горел в голове скучного счета, выписанного за корсаж, юбку, шемизетку, кушак, фишу а-ля Мари Антуанетта, перчатки и шляпку, всего на 95 рублей. Стоило оторвать верх, да нарисовать стрелки, и, пожалуйста – страшная метка.

В записке не нашлось ничего таинственного: «Дорогая Белка! Мне надо видеть тебя по очень срочному делу, связанному с Куничкой. Не откладывай на потом! Удивишься, почему это так важно! Твоя Ночка».

– Что-нибудь любопытное? – спросил Лебедев, разглядывая пальцы Екатерины.

– Нет, – равнодушно ответил Родион. – Обычные улики, изобличающие убийц.

Аполлон Григорьевич одарил юношу строгим взглядом, чтобы не очень-то зарывался, но тот спросил:

– Вам в гимназии дали кличку?

– Таких смельчаков не нашлось... А вам?

– «Мишка», – печально вздохнув, признался Родион. – Дети замечают главное в характере или фигуре. Как клеймо – на всю жизнь. Надеюсь, барышни-смолянки не исключение... Скажите честно, разве похожа Грановская настолько на куницу, чтобы это стало ее кличкой?

– С точки зрения анатомии внутренних органов – ни капли! – криминалист приятно улыбнулся. – А живой не имел счастья с ней познакомиться... Да нет, скорее лиса, мордочка остренькая...

– Вот и я так подумал... Вы тут заканчивайте, а я поеду арестовать одного из убийц. Пока он не обнаружил ошибку и не скрылся.

– Уверены? – в голосе Лебедева не было дружеской поддержки.

– Вполне... В котором часу умерла Делье?

– Судя по температуре тела – около девяти вечера.

– Благодарю, этого достаточно...

Стало припекать. Над головкой, укрытой соломенной шляпкой с белыми и зеленными лентами, закружились ранние мухи.

Напоследок Ванзаров взглянул на умную и красивую женщину, в которую на мгновение влюбился, и пожалел, что ум ее оказался бессилен перед коварством. И ощутил что-то вроде смутных угрызений за то, что не верил ей и не защитил. Но распускать сопли чиновнику полиции неуместно.

Захватив городового Семенова, оказавшегося таким деятельным союзником, он взял пролетку и приказал на Литейный проспект.

4

Юный секретарь готовил срочные бумаги к дневному заседанию, когда дверь конторы сдалась под напором демонстративного удара, и на пороге показался тот самый неприятный господин. За ним маячил белый кафтан городового. Страж показался ростом с гору, видом с разбойника, да еще и злонамеренно держался за эфес шашки.