Белое и черное - Ёкомидзо Сэйси

— Ну такого я не стерплю! Убью!!! Убью!!!

Зажимая одной рукой бегущие по щеке капли, он налитыми кровью глазами шарил по кухне. Недостатка в режущих инструментах здесь не наблюдалось. В руках Торакити оказался здоровенный нож для рубки мяса.

— Да ты что, всерьез меня убить хочешь?!

— А ты думала, я такую шлюху в живых оставлю?!

— Ааа! Спасите!!!

Семейные скандалы были здесь делом обычным, но сегодня хозяин что-то разошелся.

— Папа, прекрати! Прекрати! Это уж слишком!

Тамаки, пережидавшая бурю на балконе, сообразила, что с отцом неладно.

— Господин сыщик, идите скорей! Папа маму убивает!

После всех событий полиция установила в Хинодэ постоянное наблюдение. Несколько человек тщательно контролировали обстановку и следили за слухами. Один из них и положил конец побоищу между родителями Тамаки.

Когда на вопли девушки примчался сыщик Симура, блестящее сражение было завершено, и хотя обе стороны продолжали пылать друг к другу злостью, в их поведении уже чувствовалось легкое смущение.

— Так! Это что такое? Ну, хозяин, знатных дел ты натворил!

— Папа, сиди спокойно, дай я тебе помажу… — успокоенная появлением полиции, Тамаки вернулась в комнату.

— Отстань, не надо мне ничего!

— Нельзя так, вдруг микробы попадут!

— Хозяин, Тамаки дело говорит. Брось упрямиться, дай прижечь.

— Ну и натворил ты дел! Хозяйка!

— Д-даа?

Обессиленная Канако мешком притулилась в углу.

— Что здесь произошло?

— Что-что — да ничего! Явился и, слова не сказав, на меня с кулаками! Чисто псих!

— Что-о?! Ах ты…

— Ну-ну, хозяин, давай без драки. Так что скажешь?

— Да вот, господин сыщик, письмо я получил да и разозлился.

При виде извлеченного из кармана конверта глаза Симуры блеснули.

Это была уже четвертая анонимка, которую читал Симура (правда, первая ему досталась в обрывках):

«Слушайте все, слушайте все!

Как говорится, во всей округе только муж пребывает в неведении. Проживает здесь в Хинодэ в корпусе 15 красавица-толстуха по имени Канако, достопочтенная супруга Миямото Торакити. С юных лет была она поклонницей художника Мидзусимы, а теперь ей редкое счастье привалило жить с ним по соседству. Ладно бы она от восторга только глазки закатывала, но ведь Мидзусима-то тот еще артист! С давних времен идет о нем дурная слава соблазнителя-Дон Жуана, и не напрасно. Сперва-то он красавицу-толстуху вроде рисовать взялся: запрется с ней в квартире, и услаждает взор ее голыми телесами. Так это еще что! А вот вечером десятого числа нынешнего месяца они в некоем месте встретились, слились в объятиях и отдались пылкой страсти. Где это происходило, у них самих и спросите!»

Закончив чтение, Симура взглянул на штамп и удивленно нахмурился.

— Хозяин, ты когда это получил?

— Да прямо сегодня! Вот только что.

Угомонившись, Торакити вновь обретал способность изъясняться на языке токийцев.

— Не шутишь? Судя по штемпелю, его отправили 14 числа, так? А сегодня 25-е! Что ж оно, больше десяти дней шло?

— Чего-чего? — Торакити тоже проверил штамп. — Вот чудно-то! Но только, господин сыщик, его точно сегодня принесли. Не верите — можете у меня на работе спросить.

— Значит, это все почта дурит… Скажи-ка, хозяин, а супруга твоя про письмо знает?

— Да нет еще. Я до того обозлился, до того обозлился — терпеть мочи не было.

— И ничего не объясняя, с кулаками на нее бросился? Ну хорош! Шрам себе сам заработал, сам и носи теперь. Хозяйка, почитай вот!

Пышнотелая Канако, стесняясь прорех на своем пострадавшем в битве одеянии, взяла письмо и молча принялась разбирать написанное.

— Ах ты!.. — взвизгнула она, подняв злющий взгляд. — Эдакая бредятина…

— Бредятина? То есть мы должны считать, что все, здесь написанное — вранье?

— Вранье! Наглое вранье! — Она еще раз взглянула на текст. — Десятое нынешнего месяца — это ж когда мадам из «Одуванчика» ночью убили. А я в тот вечер со своей знакомой, с Минэ-сан, в театр на Симбаси ходила.

Симура захохотал:

— Да, хозяин, просчитался ты. Все действия Мидзусимы десятого вечером у нас проверены. И никаких тайных свиданий с твоей женой за ним не замечено. Уж к счастью или нет, не знаю.

— А где в тот вечер был Мидзусима-сэнсэй? — Занятая наклеиванием пластыря на боевые раны отца, Тамаки вдруг дерзко взглянула на Симуру.