Белое и черное - Ёкомидзо Сэйси

— Во-во, помнишь, Тамаки тоже сказала, что к Дзюнко и Киёми такие подбрасывали. А Дзюнко — это же его жена.

— Ну да. А вот послушай, что я тебе расскажу дальше. Только внимательно.

— Ну слушаю, слушаю.

— Да ну тебя! Ты меня всерьез слушай.

— Всерьез я другое хочу. Ну да ладно, давай, говори.

Канако с трудом успокоила дыхание и начала:

— Судо-сан тогда был здорово выпивши. Я как этого молодца увидела, хотела быстренько поздороваться и улизнуть. А он меня схватил да так сердито, настойчиво в кафе затащил.

— Постой-ка, — Торикити продолжал ласкать роскошное тело жены. — Перед тайным свиданием еще и другому дать себя в кафе уволочь — это все-таки уже не то, в чем я перед тобой провинился.

— Ну тут же другое! Объяснила ведь я тебе, как меня эта встреча потрясла. Я прямо решила, что это боги меня от разврата удерживают.

— Во-во, смотри теперь! — Торакити такое объяснение полностью устраивало. — И что же дальше было?

— Зашли мы с ним, и тут представляешь, что он мне выдал! «Госпожа, как должен поступить муж, узнавший, что жена ему изменяет?»

— Что-о? Его жена загуляла?!

— Так он сказал. И узнал он это из какого-то письма. Сказал, будто у кого-то в нашем квартале забава такая — чужие тайны раскапывать, а потом доносы писать. Я, говорит, мадам из «Одуванчика» подозреваю, а вы, госпожа, что про это думаете?

— То-то Судо в тот вечер у «Одуванчика» скандалил!

— Ну да. А полиция-то про письма молчала, так? Да и газеты, я думаю, не про все написали. Но знаешь, я в тот вечер от него еще более жуткую вещь услышала.

— Еще более жуткую, говоришь? Это что же?

— Я за мадам словечко замолвила в оправдание — мол, ошибаетесь вы, коли уж вам такое письмо подослали, так это, верно, не она, а еще кто-то. Может, я что неловко сказала, раз он вечером к ней скандалить рвался… А Судо-сан призадумался, потом дико так на меня глянул и говорит: если не мадам, то есть тут еще один тип, так не иначе, как его рук дело!

— Это кто же — «он»?

— Я спросила. А Судо мне: художник Мидзусима, что в моем подъезде на третьем этаже живет.

— Мидзусима?!

В голосе Торакити невольно прозвучала озабоченность. Руки, ласкающие жену, замерли.

— Канако, — настойчиво заговорил он, — у Судо были какие-то основания так считать?

— Я тоже об этом спросила. А он мне объяснил, что еще до письма заметил, что у жены другой есть. Кто именно, не сказал, но как-то раз он проследил, когда она с ним в Ёкогаму ездила. Там они в гостинице устроились, а он вокруг бродил и думал, что теперь делать. И вот там-то он на Мидзусиму наткнулся.

— Что, Мидзусима тоже следил за его женой?

— Этого Судо не знал. У Мидзусимы с собой альбом был, будто он на зарисовки в Ёкогаму приехал, да и вообще он там раньше Дзюнко оказался. Но ведь мог же он ее случайно с любовником заметить, а потом и письмо написать.

— А ты что Судо ответила?

— А что я могла сказать! Ты представь, как меня это сразило: решила тебе изменить, отправилась на тайное свидание, и прямо в двух шагах от него человек меня спрашивает: как должен поступить муж, узнавший, что жена ему изменяет? Да такое любую, самую благочестивую женщину сразит.

— Так тебе и надо! — Торакити расхохотался. К нему постепенно возвращалось благостное настроение.

— Твоя правда. Можешь сколько угодно надо мной смеяться. А что до преступника, который доносы пишет, так если мадам и Мидзусиму сравнивать, тут хоть на весах взвешивай — по мне Мидзусима куда подозрительнее.

— Что это ты вдруг?

— Уж больно он ловко алиби мне придумал. Что он и себе алиби обеспечил, этого я не знала. Да и к тому же, он за мадам волочился, это я от Тамаки знаю. Такой вполне мог начать шпионить за Дзюнко, они же в одном подъезде живут.

— Слушай, так может и мне письмо тоже этот маньяк, этот Дон-Жуан состряпал?

— Может, и он. Знаешь, я этого Мидзусиму даже бояться начала.

— Да уж. А ты сказала Судо, что Мидзусима тебе подозрительнее кажется?

— Нет, побоялась. Да и кто я такая, чтоб другим советы давать. Судо-сан так пронзительно на меня смотрел — прямо в щель забиться хотелось.

— Еще бы, совесть-то нечиста была.

— Да не только это. Я ведь, чтоб с Мидзусимой встретиться, из театра сбегала. И выглядеть мне надо было соответствующе. Вот только Мидзусима этот всегда мне говорил, что крашусь я старомодно. Объяснял, что ему на женщинах яркая косметика нравится, чтоб ну прямо как у уличных девок Я еще подумала, вот мерзкий типчик! А потом решила — ну раз так принято… И в театре перед уходом в туалете перекрасилась по его вкусу. Конечно, Судо-сан всего этого не знал, но я под его взглядом просто от стыда сгорала. Миленький, прости меня, дуру такую.