Никто не заплачет - Дашкова Полина

Он не врет, просто фантазирует, сдабривает грубую жизненную прозу красивыми и возвышенными страстями. Ему хочется, чтобы все выглядело ярко, как в кино. Уж злодеи, так непременно кровавые и беспощадные.

Если бы фирма «Стар-Сервис» была действительно мафиозно-бандитской, то никакие ее факсы к чужим людям не попали бы. Скорее всего маленькая полуавантюрная фирмочка-однодневка. Таких много сейчас. Люди запутались в долгах, быстренько закрылись. Разве серьезный бандит стал бы так говорить по телефону, как этот Курбатов? Разве он стал бы объяснять, извиняться, умолять?

Конечно, с Антоном Курбатовым стоит встретиться. И Федору лучше об этом не знать. К его сестре все это вряд ли имеет отношение. А он наломает дров сгоряча. Надо самой потихоньку разобраться, поискать факс. Ведь правда, был такой странный факс, просто адрес и что-то про Брунгильду…

Вера обратила на него внимание именно потому, что текст написан от руки, даже изучала почерк, вспомнила свое старое университетское увлечение графологией. Надо поискать. Может, и не выкинула вместе с другими ненужными бумагами? Жалко, если все-таки выкинула. В последнее время столько приходится переводить, голова кругом идет.

Да, скорее всего с фирмой «Стар-Сервис» получилась нелепая путаница, и Федина сестра здесь вовсе ни при чем. Возможно, девочка Наташа и вляпалась в какую-нибудь неприятную историю, и Федя теперь яростно ищет виноватых. А их, может, и вовсе нет. Девочка сделала глупость, дала себя обмануть…

Вера никогда эту сестру не видела, но поверить в радужную наивность современной юной девицы, у которой мама была судомойкой, а брат воевал в Чечне, все-таки сложно.

Вере было до слез жалко неуклюжего, сильного и при этом совершенно беззащитного Феденьку. Ей захотелось обнять его, погладить по голове, как маленького. Вряд ли его пьяница-мать делала это часто…

Было раннее ясное утро. Отчаянно щебетали птицы. Солнце уже пробивалось сквозь задернутые шторы. У Верочки наконец стали слипаться глаза.

В голове вдруг всплыла знаменитая шекспировская фраза: «Она его за муки полюбила, а он ее – за состраданье к ним». Вера усмехнулась про себя, уже почти во сне. У Шекспира все это плохо кончалось. Бедный, настрадавшийся мавр взял и придушил красавицу Дездемону. А она ведь его пожалела, даже полюбила.

Инне Зелинской было трудно открыть глаза. Веки отяжелели, в голове гудело.

«И что лее я так надралась?» – спросила себя Инна.

Давно настал день. Инна разлепила веки и несколько минут тупо глядела перед собой, на задернутые бледно-голубые шторы. За окном ярко светило солнце. Мягкие голубоватые блики ложились на светлый лаковый паркет.

Нет, из этой красивой квартиры она никуда не переедет. Пусть Стас сам катится, а она не переедет. Хрен ему! Наверняка можно найти какие-то ходы, чтобы его отсюда выставить. Конечно, братков она не наймет. Не такая дура, получится себе дороже. А вот хороший адвокат может многое. Дорого, конечно, но на такое дело отец даст.

Все равно на адвоката уйдет меньше, чем на новую квартиру. А в Кривой Рог она не вернется ни за какие коврижки. Это ж надо быть совсем кретинкой, чтобы в Москве не удержаться.

Предварительный разговор с отцом уже был. Инна про развод пока не говорила, просто удочку закинула, предупредила, что скоро ей могут понадобиться деньги, довольно большая сумма. Для дела. Отец у нее – золото. Всю жизнь на рынке мясом торговал, а три года назад открыл свою небольшую фабричку и фирменный магазин.

Ни в каком супермаркете таких окороков, колбас, паштетов, таких молочных поросят не купишь. Теперь все серьезные люди Кривого Рога и области приезжают за мясом в папин магазин. «Крыша», разумеется, дорого берет, зато надежно охраняет. В общем, деньги у папы есть, и для единственной дочки он ничего не пожалеет. Вот сходит Инна к адвокату, узнает все точно и скажет про развод. Папа поворчит, конечно, мол, сама виновата, я тебя предупреждал, чудной какой-то этот твой москвич, хлипкий, ненадежный, и старше на столько лет, и двое детей на хвосте. Сама виновата, раньше надо было думать, а уж, поженились, так живите нормально. Но в итоге выложит нужную сумму.

Так что волноваться нечего. Все не так уж плохо.

Подруга уже нашла хорошего адвоката по недвижимости. Сегодня он ждет Инну у себя в офисе к половине четвертого. Надо встать, умыться, чайку крепкого выпить и вообще привести себя в порядок. А правда, чего же она так надралась вчера? Стас довел. Кстати, интересно, он дома или нет? Вроде тихо. Может, ушел уже?

Инна нащупала свои наручные часики, которые всегда клала рядом, на тумбочку.

– Кошмар! Половина второго! – сказала она вслух, встала и тут же наткнулась босой ногой на пустую бутылку.

– Я что, совсем сбрендила? – спросила себя Инна. Бутылка была из-под водки «Распутин», маленькая, пол-литровая. Водкой пахло на всю комнату, как будто много пролилось из бутылки на пол и водка пропитала паркет.

– «Распутина» я не покупала и не пила, – вспомнила Инна, – и вообще я не могла упиться до такой степени, чтобы бросить бутылку прямо на пол. Или я правда сбрендила?

Почему-то болела шея. Инна подошла к большому трюмо и стала внимательно рассматривать свое лицо. У нее была такая привычка лет с десяти – встав утром, первым делом посмотреть на себя в зеркало. Если она хорошо выглядит, значит, день сложится удачно. Но сегодня она выглядела отвратительно. Нос распух, глаза-щелочки. И как в таком виде идти к адвокату?

Она чуть повернула голову и даже ойкнула, так заболела шея. Во сне, что ли, вывихнула? Жилку какую-нибудь потянула? И тут Инна увидела сбоку, под ухом, длинный узкий синяк. Он был совсем бледный, почти незаметный. Но точно – синяк.

– О Господи, это еще откуда? – испуганно выдохнула она. – Дралась я ночью, что ли? Душил меня кто-то? Бред…

Она смутно вспомнила, что ночью действительно почувствовала какую-то внезапную боль, но ведь не проснулась. Сон кошмарный приснился? Но откуда тогда синяк? И почему она такая похмельная, как запойный алкаш? Не пила она столько. Не пила. Ладно, надо умыться холодной водой, зубы почистить. И чаю крепкого, большую чашку. Пить ужасно хочется, во рту помойка после вчерашнего, язык наждачный.

Инна отправилась в ванную, по дороге заглянула в комнату, где спал муж. Они уже две недели спали в разных комнатах.

– Ну ничего себе! Дрыхнет еще. Она хотела было выйти и закрыться в ванной, однако что-то ее остановило.

– Стас! – позвала она. – Спишь, что ли? Половина второго.

Шторы плотно задернуты, окно выходило на западную сторону, и солнце сюда заглядывало только вечером. В полумраке было трудно как следует разглядеть крепко спящего Стаса.

Он лежал на боку, отвернувшись к стене, и не шевелился. Инна подошла к тахте и сначала ничего не поняла, секунду стояла как вкопанная, открыв рот и не дыша. Опомнилась она от собственного жуткого крика.

Из спины мужа торчала черная пластмассовая рукоять кухонного ножа.

Выяснить, как звали шустрого пацана, которого двадцать с лишним лет назад таскал с собой вор в законе Захар, оказалось делом почти безнадежным. Капитан Мальцев опрашивал старых информаторов, пенсионеров уголовного фронта. Их старческая память была коротка.

– Да, нянчился Захар с каким-то пацаном. Столько лет прошло…

Мальцев слышал это уже в десятый раз, но имени мальчика, точного возраста не знал никто.

– Хороший был пацан, тихий. Вроде детдомовский, – вспомнил семидесятишестилетний отставной метрдотель ресторана «Прага». – Захар воровской закон свято соблюдал, усыновить его не мог, но хотел. Помню, были они как-то с… – метрдотель назвал имя эстрадного певца, известного не только своим громким талантом, но и неясной дружбой с воровскими авторитетами, – сидели обедали, один раз пацан с ними был. А потом, через недельку, пришли вдвоем, без него. И как раз о нем, о сироте, говорили. Я запомнил потому, что подумал: вот сидят два человека, известных всей России, и думают, как помочь безродному сироте. Я потом вспоминал это часто, теперешние так не могут. В голову не придет. Теперешние благотворительностью занимаются иногда, но так, чтобы все видели, чтобы по телевизору десять раз показали и во всех газетах напечатали.

– А пацана-то как звали, не помните? – спросил Мальцев.

– Колей звали. Николаем. А вот фамилию не помню.

Это было уже что-то. Детдомовец Коля, родившийся в период от 1960-го до 1964-го…

Юрий Уваров был знаком с известным тележурналистом, который прославился своими скандально-рекламными интервью. Знакомство это произошло при грустных обстоятельствах. Близкие родственники журналиста были убиты четыре года назад все той же злосчастной бандой.

Человек жесткий и деловой, журналист никогда ничего не делал просто так, особенно если это касалось его работы. Однако здесь он имел несомненный личный интерес. То, что главный виновник гибели его близких гуляет на свободе, не давало журналисту покоя. И он согласился помочь.