Завещание веков - Левенбрюк Анри

– Я колеблюсь между седлом ягненка в тминном соусе и кроликом с семечками пинии в свекольном соусе.

Она потерла подбородок, поправила очки, взглянула на меня.

– Что ж, берите ягненка, я возьму кролика, и каждый из нас сможет попробовать оба блюда.

– Решено!

Я подозвал официантку, и та сразу подошла принять заказ. Мы назвали выбранные нами блюда, и, когда она удалилась, ее сменил полный молодой человек.

– Вино будете заказывать? – спросил он, протягивая мне карту.

Я на мгновение заколебался, настолько велик был этот список.

– Для запеченного паштета просто напрашивается сотерн… Софи?

– Как вам угодно. Но может быть, барсак, – лукаво подсказала она. – Вы пробовали? Очень похож на сотерн, но более легкий, на мой вкус.

– Превосходно, – с энтузиазмом ответил я.

Я протянул ей карту вин с некоторым смущением. Я знал, что она гораздо более сведуща в винах, чем я. К черту традицию, согласно которой выбор принадлежит мужчине! Пусть меня примут за невежу, зато я буду пить хорошее вино.

– «Шато-Климан» нам вполне подойдет, – решительно сказала Софи.

– Девяностого года? – подсказал сомелье.

– Очень хорошо. Но вот что касается основных блюд, довольно трудно выбрать вино, которое подходило бы и к кролику, и к седлу ягненка…

– В таком случае мне лучше не вмешиваться. Я полностью доверяю вам, Софи.

– Лучше всего был бы пойяк, – предложила она, взглянув на меня. – Во всяком случае, для ягненка это идеальный вариант.

Я весело кивнул:

– Значит, мы возьмем ваш «Пишон-Лонгвиль».

– Девяностый тоже есть, – с улыбкой одобрил молодой человек. – Прекрасный был год.

– Отлично.

Забрав карту, он удалился на кухню.

Когда Софи повернулась ко мне, я захохотал.

– Что такое?

– Ничего, – ответил я, пожав плечами. – Вы меня рассмешили.

– Тем, что я выбирала вино?

– Не знаю. Всем вместе.

– Спасибо!

Кажется, мне впервые удалось задеть ее. Не знаю почему, но я сказал себе, что это хороший знак.

– Где вы изучали науку о виноделии? – спросил я с невинным видом.

– Я понятия не имею об этой науке! Просто у моего отца был прекрасный погреб, и я помогала ему вести список вин. В пятнадцать-шестнадцать лет я уже прекрасно в них разбиралась.

– Вам повезло…

– Да. Это еще и выгодно, потому что можно найти очень хорошую бутылку по разумной цене, тогда как профан вынужден переплачивать, ведь он берет самые проверенные и, следовательно, самые дорогие сорта…

– Такие, как пойяк, например? – с иронией спросил я.

– Вы правы. Но в ресторане другое дело…

– Вот именно, и к тому же платить по счету буду я!

Тут мы оба рассмеялись. В сущности, ничего особо забавного во всем этом не было, но наша нервная система подверглась столь тяжким испытаниям, что назвать ее состояние нормальным было никак нельзя.

– Ладно, когда вам надоест язвить, – сказала Софи, закурив сигарету, – вы мне наконец расскажете, что вам удалось разузнать о нашей истории…

– Ну, поскольку я не смог раздобыть номер телефона дочери Борелла, пришлось двинуться по другому следу. Я позвонил священнику из Горда.

– Отличная мысль. И что же?

– А то, что он как раз укладывал чемоданы. Его переводят в Рим. Как он сам сказал, чтобы убрать с дороги.

– Ну и ну! Вы считаете, это как-то связано с нами?

– А разве тут не замешана «Акта Фидеи»? Мне это кажется очевидным.

– Возможно.

– Во всяком случае, он был не в восторге. Но есть и хорошая новость. Он согласился приехать в Париж и встретиться со мной, чтобы мы обменялись информацией. Я сообщу ему все, что нам известно об «Акта Фидеи», он же, полагаю, сможет мне кое-что рассказать об отце. Я дал ему свой номер телефона.

– Вы с ума сошли! – воскликнула она.

– Нет. Не знаю почему, но он мне внушает доверие, несмотря ни на что.

– Надеюсь, что он вас не сдаст! Не говоря уж о том, что его номер, скорее всего, прослушивается…

– Это верно, – признал я, – возможно, это было не слишком умно с моей стороны… Но я не знаю, как иначе мне удалось бы с ним встретиться. Я же не назвал ему адрес отеля!

Софи недоверчиво поморщилась.

– А вы, – продолжал я, – вы сильно продвинулись?

– Очень неплохо! – ответила она с еле уловимым самодовольством.

– Слушаю вас…

Софи глубоко вздохнула и положила обе руки на стол.