Уйди скорей и не спеши обратно - Варгас Фред

Он появился на площади в ту минуту, когда раздался удар нормандского гонга. Он уже знал, что это означает, и поспешил отведать горячего блюда, присев к столу, за которым собрались Декамбре, Лизбета, Ле Герн, унылая Ева и несколько незнакомых ему людей. Сотрапезники, словно повинуясь приказу, отданному, по всей видимости, Декамбре, старались говорить о чем угодно, кроме сеятеля. Зато за соседними столиками только его и обсуждали, и некоторые громко соглашались с обвинениями журналиста: легавые им врут. Фотографии задушенных жертв смонтированы! За идиотов их, что ли, держат? «Ага, – раздался женский голос, – а если они умерли от чумы, как же они успели раздеться, прежде чем околеть, да при этом красиво сложить одежду? А под грузовик залезть? Что это за чертовщина, я тебя спрашиваю? Разве это больше похоже на чуму, чем на убийство?» «Верно подмечено», – подумал Адамберг и обернулся, чтобы получше разглядеть умное, серьезное лицо толстой женщины в тесной цветастой блузке. «А я и не говорю, что все так просто», – неуверенно отвечал ее собеседник. «Да нет, – вмешался сухопарый мужчина с приятным голосом. – Тут и то и другое сразу. Люди умирают от чумы, а кто-то хочет, чтобы об этом узнали, вот он и выносит трупы на улицу и раздевает, чтобы было видно, какие они, и чтоб народ был в курсе. Это не плут какой-нибудь, он старается нам помочь». – «Ну конечно, – отвечала женщина, – так чего бы ему не выражаться яснее? Никогда не доверяла людям, которые любят в прятки играть». – «Он прячется, потому что не может говорить открыто, – возразил тип с приятным голосом, с трудом придумывая объяснения по мере разговора. – Это парень из какой-нибудь лаборатории, и он знает, что они выпустили чуму, разбили какую-нибудь склянку или что-то в этом роде. Он не может об этом сказать, потому что лаборатории приказали молчать, чтоб не пугать народ. Правительство не любит, чтобы народ волновался. Поэтому всем молчок! Вот парень и пытается рассказать правду, не называя себя». – «Почему? – не унималась женщина. – Боится потерять место? А я тебе так скажу, Андре, если твой защитник прячется только поэтому, то он просто жалкий тип».

Когда подали кофе, Адамберг ненадолго вышел, чтобы ответить на звонок лейтенанта Мордана. Число разрисованных домов достигло десяти тысяч. Новых жертв не обнаружено, хоть тут можно вздохнуть спокойно. Зато с четверками – настоящее наводнение. «Можно пока перестать отвечать на звонки паникеров? А то сегодня на работе только шестеро». – «Конечно», – отвечал Адамберг. «Тем лучше, – обрадовался Мордан. – Хорошо, что марсельские коллеги взялись за работу, теперь мы не одни. Масена просил вас перезвонить».

Чтобы позвонить Масена, Адамберг заперся в туалете и уселся на крышку унитаза.

– Лед тронулся, коллега, – сказал Масена, – с тех пор, как по радио рассказали о вашем психе, а потом подхватили журналисты, работы у нас по горло.

– Это не мой псих, – возразил Адамберг. – Теперь он и ваш тоже. Давайте разделим ответственность.

Масена некоторое время молчал, стараясь оценить своего коллегу.

– Давайте, – согласился он. – Наш псих попал в больное место, потому что чума здесь хоть и затянувшаяся рана, но вскрыть ее ничего не стоит. Раз в год в июне архиепископ служит обедню по обету, чтобы предотвратить эпидемию. Здесь еще сохранились памятники в честь кавалера Роза и епископа Бельзенса. Их имена не забыты, потому что память марсельцев – не мешок с трухой.

– А кто эти двое? – спокойно поинтересовался Адамберг.

Масена был холериком да вдобавок, видимо, недолюбливал парижан, но Адамберга это не волновало, ведь родился он не в Париже. Ему было плевать, откуда человек родом. Впрочем, воинственный настрой Масена был напускным, и обычно через четверть часа он успокаивался.

– Эти двое, коллега, работали не покладая рук, чтобы помочь людям во время великого мора 1720 года, в то время как военные, дворяне, врачи и священники удирали со всех ног. Это были герои.

– Бояться смерти вполне естественно, Масена. Вас там не было.

– Ладно, историю не переделаешь. Я просто объясняю, что скоро весь Марсель вспомнит о бедствии, завезенном «Святым Антонием».

– Не может быть, чтобы все жители города знали, кто такие эти Роз и Бельзен.

– Бельзенс, коллега.

– Хорошо, Бельзенс.

– Нет, – согласился Масена, – об этом знают не все. Но история чумы, уничтоженный город, провансальская стена – известны всем. Чума Прочно застряла у людей в головах.