Роспись по телу - Данилова Анна

Сведения, полученные в результате экспертизы, лишь подтвердили предположения о том, что Фиолетовый был и в ресторане «Охотничий», и в квартире Бахраха. То есть этот человек был знаком с Бахрахом, знал о существовании письма или же мог догадываться об этом. Кроме того, он наверняка знал, что то письмо, которое нотариус, друг Бахраха, вручил Дмитрию, связано каким-то образом с наследством. Или же содержит в себе сведения, касающиеся Бахраха или самого Фиолетового. В любом случае это письмо интересовало его настолько, что он не побоялся устроить в ресторане драку и избил Дмитрия, требуя отдать ему это письмо. Наверняка Фиолетовый сейчас в Москве и как охотник ищет там свою добычу, то есть Гел. Шубин не знал о планах Земцовой относительно того, каким образом они собираются действовать в Москве. Одно он мог предположить: Земцова сделает все возможное, чтобы Гел не появилась в «Черной лангусте». Во-первых, это опасно, ведь и Фиолетовый, и Герман будут искать возможности встретиться с ней наедине, чтобы потребовать объяснения, что хотел сказать Бахрах, направляя к ней Дмитрия своим письмом. Во-вторых, появление Гел чревато большими осложнениями в плане дальнейшего расследования той цепочки, одним из звеньев которой она и является. То есть она невольно может привести и Фиолетового, и Германа к Марине Смирновой. Средств, чтобы заставить ее проговориться о существовании Марины Смирновой, равно как и обо всем, что она знает в этой связи о Бахрахе, существовало больше чем достаточно. Если Фиолетовый не погнушался разбить лицо тихому шизофренику, чтобы только выбить информацию о письме, то что стоит ему прибегнуть к более действенным методам, чтобы заставить говорить Гел, женщину? И еще. Шубина не оставляла мысль о том, что Дмитрий знал этого человека, но по каким-то причинам не хотел сознаваться в этом. Возможно, его припугнули… Но может быть и другая причина.

Размышляя таким образом, Шубин подъехал к дому, в котором жил Дмитрий Бахрах, и решительно поднялся по лестнице к его квартире. Он испытывал неприязнь к этому не вполне здоровому человеку, и это же чувство каким-то странным образом касалось и Земцовой. Сколько раз он спрашивал себя, как могла она, здравомыслящая, умная и чувствительная женщина, не заметить симптомы психического расстройства своего любовника? Неужели его сентиментальность, его игра на гитаре, музыкальность и непохожесть на других так очаровали уставшую от грубости реальной жизни Земцову?

– Кто там? – раздалось из-за двери.

– Дмитрий, это Шубин. Игорь Шубин. Открой.

Он чувствовал, что его разглядывают через дверной глазок, а потому постарался, чтобы лицо его приняло высшую степень дружелюбия и спокойствия.

– Я один, мне надо поговорить с тобой…

– О чем? – голос Дмитрия звучал глухо, и в тоне чувствовалась неприязнь.

– О тебе. Это важно. Открой.

Он открыл, хотя лицо его выражало тревогу и озабоченность, словно он, открыв, тут же и пожалел об этом.

– Здравствуй, – Игорь смотрел на обросшее щетиной худое и бледное лицо Дмитрия до тех пор, пока не понял, что ведет себя как посетитель зоопарка, засмотревшийся на невиданное и сильно удивившее его животное. Ему стало неловко от затянувшейся паузы. – Ты узнал меня? Я – Шубин, работаю вместе с Земцовой.

– Узнал. Проходи. Только у меня не убрано. Я после похорон все никак не приду в себя. Не знаю, радоваться мне смерти отца или нет…

Они прошли в комнату.

– Понимаешь, Шубин, отец меня никогда не любил, он только откупался от меня. Вот и весь разговор. Мать настроила меня против него капитально. А однажды он пришел и разбил мою гитару. Настоящую испанскую гитару.

– Почему он ее разбил?

– Разозлился, что я отказываюсь работать на него.

– А как ты должен был работать на него?

– Не знаю. Он говорил, что мне почти ничего не надо будет делать. Просто я должен быть его сыном, понимаешь? Но я не хотел продаваться.

– Он хотел оформить часть документов на твое имя? – подсказал Шубин.

– Вероятно. А что еще? Он же прекрасно знал, что я ничего не умею. Он звал меня к себе. Говорил, что у него хороший дом. Вернее, квартира. У него там полно красивых вещей, и все это когда-нибудь будет моим. Насколько я понимаю, это уже стало моим.

– Правильно. Ведь ты же единственный наследник? Ты видел квартиру? Ты был там?

– Нет. Я не знаю, как себя вести там. Боюсь, что, когда я начну открывать двери ключами, выйдет кто-нибудь из соседей и вызовет милицию.