Не тронь гориллу - Дациери Сандроне

Только один человек мог помочь мне в этих обстоятельствах – единственный человек на свете, с которым я не мог встретиться никогда. По крайней мере, во плоти.

Я знал, что Сильвия где-то прячет то, что мне сейчас было необходимо: коробку с «опасными» лекарствами. Она боялась держать ее на виду, чтобы какой-нибудь из опекаемых ею несчастных не смог их наглотаться до смерти.

Мысленно извинившись перед Сильвией, я начал шарить в шкафу и довольно быстро под стопкой белья обнаружил деревянную шкатулку, закрытую на замок. Вскрыл замок отверткой. Из десятка пузырьков я выбрал один, в котором находилось очень сильное снотворное. Как я знал, оно, усыпив меня, не помешает свободному полету моего воображения.

В уме я прикинул количество, отсчитал пять таблеток – лошадиная доза, но в моем случае это было то, что надо, высыпал их в рот и запил половиной стакана воды.

В ожидании, когда снадобье подействует, я растянулся на кровати и начал дышать, как предписывал курс подготовки к «ясному сну».

«Ясный сон» – это нечто вроде ясновидения, посещающего каждого человека хотя бы раз в жизни. В подобном сне ты понимаешь, что спишь, но тебе, тем не менее, удается, не просыпаясь, управлять ситуацией, в которой пребываешь.

Тело начало расслабляться.

Самое трудное – вызвать «ясный сон» силой воли. Для этого нужна основательная тренировка психики и знание техники йоги или медитации по системе дзен. Есть люди, которым это не удается, сколько бы они ни пробовали, другие впадают в него только под гипнозом.

Я почувствовал, как стали неметь ноги.

Что касается техники, то для этого случая я разработал собственную, думаю, она действует только потому, что мои шарики крутятся особым образом. Я сконцентрировал внимание на своем мозге, голова закружилась, включилось подсознание, и, хотя я уже спал, я стал видеть.

Я контролировал все, что со мной происходит, был режиссером фильма со спецэффектами. Пристально смотрел на свои руки, пока веки не опустились…

Голова кружилась, руки упали вдоль тела…

Вале и Алиса, забыв о моем присутствии, болтают, сидя за столом в баре на площади Дуомо. Есть что-то ужасно недостоверное в этой сцене, но я не понимаю, что именно.

Пытаюсь заговорить с ними, но замечаю, что мой голос почти неслышен. Словно жужжание мухи или шуршание гусеницы. Девушки продолжают оживленно разговаривать, ветер вздувает их ночные рубашки. Я опускаю взгляд на свои ноги, они босы. Как неловко, думаю я, только бы никто этого не заметил. Однако все, кто проходит мимо, делают замечания по поводу моего вида. Лица прохожих скрыты хирургическими масками.

– Он правда выздоровеет? – спрашивает Алиса.

– Обязательно. Как только у него вырежут все лишнее. Они вскроют череп за ушами, и даже следов не будет заметно, – отвечает моя невеста.

Они же говорят обо мне, соображаю я. Я не хочу, чтобы мне делали операцию. Я боюсь. Вновь пытаюсь заговорить, но теперь уже не ощущаю своих губ.

Официант толкает коляску, груженную пивом. Я надеюсь, что он меня не видит, везет пиво другим клиентам, но он подходит прямо ко мне.

Отворачивает край скатерти, испачканной кровью, и спрашивает:

– Все как обычно, правильно?

Я отрицательно качаю головой.

– Как, ты не хочешь немного погулять? Они уже приготовили иглы, не заставляй меня терять время. Ты же знаешь, что тебе нехорошо. Дай-ка мне ручонку, я помогу тебе подняться.

Я протягиваю руку. Она кажется мне огромной, раздувшейся, словно воздушный шар. Моя рука. Я должен что-то вспомнить…

– Ручонку! – требовательно повторяет официант.

Рука. Я сплю. Сплю. Мне удается вновь обрести губы. Я слышу свой голос:

– Я сплю. Это кошмар. Меня здесь нет. Я сплю.

Пытаюсь почувствовать свое тело, спящее на кровати, и открыть глаза. Сцена теряет глубину, как спектакль на телеэкране. Надо сосредоточиться на переключении каналов, чтобы направить происходящее в верном направлении.

Это сон, но послушный моей воле. Что не в моих силах, так это его прекратить. Словно я отталкиваю набегающую морскую волну рукой. Вода уступает силе моей воли, но затем все равно наплывает на меня.

– Все, покончим с этим, – говорю я. – Алиса мертва. Валентина у себя дома. Я сплю.

Обеих женщин затягивает пелена дыма, клиенты выцветают, официант растекается серым пятном. Я поднимаюсь и иду по площади. Там, куда падает мой взгляд, предметы обретают форму. Я заставляю появиться стены, брусчатку мостовой.