Все оттенки красного - Андреева Наталья

— Меня сам Эдуард Олегович…

— Понятно. Так за что ж вы отравили Нелли Робертовну Листову?

И тут Егорушка начал громко сопеть. Наталья Александровна сердито дернула сына за рукав:

— Да что ж ты никак не успокоишься!

— Я знаю за что, — вдруг сказал он.

Эдик усмехнулся:

— Братец имеет привычку подсматривать в замочные скважины.

— Да? Интересно, интересно. Ну-ка, Егор — кивнул головой капитан. — Поведайте нам, в чем тут дело.

— Ольга Сергеевна и дедушка. Они… Ну, в общем… Я видел, как она сидела у дедушки на коленях. Вот. Давно видел. И еще… — Егорушка замялся.

— Братец стесняется выговорить, — подсказал Эдик. — Подсматривать не стесняется, а вот озвучить… Скромные они чересчур. А дед был не промах. Что, тоже любовь на одну картину?

— Эта картина у нее в чемодане, — вдруг сказала медсестра Валя.

— Ах, ты… — выдохнула Ольга Сергеевна. — Успела уже!

— Я прибиралась, — начала оправдываться Валя. — Я только пыль стереть…

— Изнутри тоже? — усмехнулся капитан. — Весьма похвальная любовь к чистоте. И что это за картина?

— Портрет, — с вызовом сказала Ольга Сергеевна. — Да, он писал мой портрет!

— Вы его украли! — взвизгнула Наталья Александровна. — Он вам не принадлежит, он принадлежит семье! А Нелли наверняка знала!

— Ничего она не знала! — зло посмотрела на нее Ольга Сергеевна. — Никто не знал! Это мое, понимаете, мое! Он мне подарил!

— Почему ж ты тогда его прятала? — зло спросила Наталья Александровна.

— Следствие разберется, — сказал капитан. — А вам, Ольга Сергеевна, к воровству не привыкать. Значит, между вами и покойным художником Эдуардом Листовым существовала любовная связь.

— Здесь люди! — вскинула голову Ольга Сергеевна.

— Так все ж свои, — ехидно улыбнулся Эдик. — Все взрослые. Егорушка только почти ребенок, да он в замочную скважину подсматривал. Значит, просветился насчет того, откуда дети берутся.

— Я случайно, — покраснел младший брат. — Ничего такого и не было. Он же был старый! А я в библиотеку хотел, книжку взять.

— Про любовь, — прокомментировал Эдик. — И подумал: а зачем книжку? У великого деда связь с домработницей, прямо как в романах. Она из прислуги мечтает стать хозяйкой дома. Жаль, что у пожилого господина сердце не выдержало.

— Эдик, ведь я тебе деньги давала, — напомнила Ольга Сергеевна.

— Хотите сказать, что я не помню добро?

— Хватит, Оболенский, — прервал его капитан. — Дальше следствие установит, как и что. Обыск в комнате Ольги Сергеевны мы сейчас делаем Постановление на этот счет имеется, только вот понятые…

Он обвел глазами присутствующих:

— Выходит, все заинтересованные люди. Подозрение пока ни с кого не снимается, у нас еще труп Листова имеется. А на пистолете отпечатков Ольги Сергеевны нет.

— Может быть, она перчатки надела? — подмигнул Эдик.

— Где? В кабинете? Так пистолет оттуда никуда не исчезал.

— Не исчезал, — вдруг сказала Настя. — Когда я вошла в кабинет и… стала дожидаться дядю, пистолет лежал на столе. Я взяла «Деринджер» в руки, потом положила обратно, услышав шаги. Потом спряталась в студии, а в кабинет вошла тетя.

— Ваша тетя теперь не скажет, что дальше произошло с оружием. Но не думаю, что Листов выпустил бы его из рук. Пистолет все время был в кабинете, — уверенно сказал капитан и повторил: — Поэтому подозрение ни с кого не снимается. Кого бы пригласить в понятые? Разве что соседей?

— Садовника, — подсказал Эдик. — И сторожа. Как сказала бы тетя Нелли, нечего сор из избы выносить. Соседи все сплетники.

В комнатку Ольги Сергеевны пригласили только понятых и саму хозяйку. Все остальные остались на веранде, потрясенные случившимся.

Э. Листов. «Женщина у окна». Портрет в бордовых тонах. Холст, масло

Ничего интересного, кроме небольшой картины, извлеченной из чемодана, в комнате Ольги Сергеевны обнаружить не удалось. После того, как все было закончено, старший оперуполномоченный Платошин все-таки показал картину обитателям особняка Листовых. Никто не подал вида, что видел ее и раньше. Вера Федоровна передернула плечиками, Олимпиада Серафимовна всхлипнула и отвернулась, только Веригин зачем-то достал очки с плюсовыми стеклами, нацепил на нос и нагнулся над картиной:

— Ну-ка, ну-ка…

Портрет в бордовых тонах сильно отличался от картины, висевшей теперь в гостиной. Тот портрет был весь как будто наполнен светом, розоватое утреннее небо словно переливалось, играло, а лицо молодой девушки, изображенной на нем, было удивительно чистым, спокойным и радостным.