Черное платье на десерт - Данилова Анна

– Сегодня я получила разрешение на эксгумацию трупа Пунш, так что скоро появится хоть какая-то информация…

– Ты не могла бы переслать в Сочи, в прокуратуру, качественное изображение… портрет Пунш. Только повторяю: качественный, крупным планом, в подробностях и лучше всего в цвете.

– Да где же я тебе возьму в цвете? У меня лишь снимок с кладбища, который опознал Варнава. Больше, извини, ничем не располагаю. Постараюсь выслать…

– Ну хорошо, а что с той девушкой, которую выбросили из окна гостиницы? Или она сама выбросилась, как здесь одна наркоманка…

– Это не Пунш. Просто была в платье, похожем на пуншевское… Это не телефонный разговор, конечно, но я скажу тебе, что погибшую девушку звали Вера Холодкова; она любила одного человека, который ушел от нее к Пунш. Холодкова заказала себе точно такое же платье, как было у той, чтобы то ли удивить, то ли напугать парня, который ей изменил. Но, судя по всему, надев это платье, она подписала себе смертный приговор.

– Ты хочешь сказать, что их перепутали и вместо Пунш убили Холодкову?

– Пока что другой версии у нас нет…

– Ничего себе… А что Варнава? Он должен быстрее нас с тобой найти Пунш, которая его ограбила…

– Как же, найдет он ее… Что-то с ней нечисто, чувствую сердцем… Смоленская, спасибо тебе за Валентину, мне просто не верится, что она там, с тобой… Ты не могла бы передать ей трубочку?..

Смоленская все время разговора не сводила глаз с притихшей и плачущей Валентины, понимая, что вот так, насильно, их все равно не помиришь, но трубку все же протянула.

– Да, – прошептала, глотая слезы, Валентина. – Я слушаю…

– Ты ничего не хочешь мне сказать? – спросила после паузы Изольда и замерла, чувствуя за собой вину и, очевидно, не совсем представляя себе, что может последовать за ее вопросом: бросит Валентина трубку или попытается при Смоленской продолжать вести себя вежливо.

– Хочу. Извини меня, пожалуйста. – Валентина говорила через силу. – Я скоро вернусь, за меня не беспокойся…

– А я поручила Варнаве найти тебя…

– Я не знаю никакого Варнаву.

– Понятно, – глухо отозвалась Изольда. – Мама прислала тебе письмо и деньги… Она приедет в сентябре и, наверное, заберет тебя с собой. Так что все не так уж плохо… – Голос ее дрогнул, и вновь возникла небольшая напряженная пауза. – Возвращайся, я тебя прошу… Не вешай трубку, передай ее Екатерине Ивановне…

* * *

После разговора с Катей Изольда какое-то время не могла прийти в себя: нашлась Валентина, это просто чудо какое-то, это замечательно, что говорить, но как могла Пунш быть связана с убийствами на побережье?

Подумала так и сразу же упрекнула себя за то, что информация о нашедшейся племяннице волнует ее меньше, чем Пунш. Или все-таки где-то в глубине души она была уверена в том, что с Валентиной ничего не произойдет, что она вполне самостоятельный и взрослый человек, который сам, без посторонней помощи, научился перемещаться в пространстве, причем ни перед кем не отчитываясь… Да и с какой стати, действительно, ведь ей уже двадцать три года и она очень скоро будет как две капли воды походить и внешне и характером на свою мамашу? А если это так и Валентина неосознанно пройдет весь путь Нелли, устраивавшей все свои дела преимущественно в постели, то стоит ли вообще из-за нее переживать?

Так успокаивая себя, она позвонила Варнаве, который пока еще, до отъезда в Адлер на поиски Валентины, оставался в ее квартире.

Но телефон был занят.

– Девушка, когда ближайший рейс в Адлер? – позвонила Изольда в справочную аэропорта и тут же услышала:

– Через два часа.

Возможно, Варнава сейчас улаживает какие-то мелкие финансовые дела, добывает деньги, чтобы начать исполнять свою часть уговора и лететь на юг.

Следовательно, Изольде нужно заняться СВОЕЙ частью, то есть Блюмером и прочими, кто ограбил господина Мещанинова. А ведь у нее и без него работы по горло! Иван! Ох как он ей сейчас нужен! А Варнава пусть летит, пусть ищет ветра в поле, все равно не найдет… Главное, чтобы он хотя бы на время исчез из города, чтобы у нее появилась возможность привести в порядок свои чувства…

Изольда подошла к зеркалу и взглянула на свое отражение. Безусловно, визит в парикмахерскую не прошел даром: внешне она помолодела… Но как быть с душой?

В который уже раз испытав боль от щемящего чувства вины при мысли о том, что она совершила преступление, отдавшись внезапному чувству к Варнаве и предав таким образом Валентину, Изольда вышла из кабинета, чуть ли не сгорбившись под тяжестью вновь навалившихся на нее комплексов. Именно контраст ее изменившейся внешности, сделавшей ее как бы ближе к Варнаве, к его молодости и необузданности, превратил ее из красивой и уверенной в себе женщины, которую она только что видела в зеркале, в бесполое, да к тому же еще и раненое существо, обреченное на одиночество и страдания.