Привкус горечи - Нэб Магдален

Запирая за собой дверь и тяжело спускаясь по лестнице прямо в обжигающее пекло внешнего мира, инспектор подумал, что даже необходимость произвести впечатление на важного иностранца не объясняет намерение капитана съездить на место происшествия. Быть может, личная услуга, но капитан...

Когда инспектор вышел из здания и ступил на гравий, по-прежнему палящее солнце и накопленный за день жар, пышущий от стен палаццо Питти, одолели его и расплавили все мысли кроме одной — где бы укрыться. Он полез в карман за носовым платком и темными очками и спрятался от жгучих лучей в закипающей от жары тени.

Глава третья

Было жарко и тихо. В такую жару даже птицы не поют. И только равномерное стрекотание сверчков подчеркивало тишину. Капитан Маэстренжело и инспектор ждали у маленькой двери слева, следуя указаниям привратника, который открыл ворота для машины и указал дорогу вдоль кипарисовой аллеи. Как в большинстве загородных дворцов Медичи, лестница двумя полукружиями поднималась к входу на второй этаж. Эта вилла была построена семьей банкиров, пожалуй, не менее славных, чем Медичи. Капитан устремил взгляд вверх на балюстраду, где на фоне бледного затянутого дымкой неба вырисовывались статуи и вазоны. Инспектор смотрел вниз направо на грязное зеленовато-желтое облако, укрывавшее город. Невозможно было не почувствовать жалость к лежащей там Флоренции, прекрасной и беззащитной, задыхающейся в дыму и покрытой копотью.

— Пока не попадешь в такое место, не осознаешь... — пробормотал капитан, с восхищением глядя наверх.

— Да уж — вздохнул инспектор, с ужасом глядя вниз.

— Мне очень жаль, что заставил вас ждать. Прошу прощения. Проходите сюда. — Дверь открыл Джереми Портеус, секретарь сэра Кристофера.

Они представились, и он вежливо пожал руку сначала вышестоящему по званию офицеру, затем — сдержанно, не глядя в глаза, — инспектору. Они проследовали за ним в прохладу круглого зала, в центре которого находился бесшумный фонтан. Инспектор, сняв темные очки и пытаясь привыкнуть к полумраку зала, только и успел различить витую каменную лестницу и часть узора на мозаичном полу. Они прошли по темному коридору, где ничего не было видно, кроме тусклой лампочки в канделябре искусной работы. Наконец они добрались до просторного помещения, очевидно служившего кухней, там горела более яркая лампа и освещала простые крашеные шкафы и большой квадратный стол. Здесь Портеус остановился и, повернувшись к ним лицом, сказал:

— Сэр Кристофер примет вас в саду. Думаю, я должен предупредить вас, что он не совсем здоров и для него любое волнение крайне опасно.

— Он знает об ограблении? — спросил капитан.

— Да, знает... Но... Все мы полагаем, что по возможности не стоит давать ему повод думать, будто кто-либо из его постоянного штата может быть причастен к преступлению. Это причинит ему гораздо большее страдание, чем сама кража. Особенно в отношении одного молодого человека... Любое разочарование в этом смысле... Поэтому, к каким бы выводам вы не пришли, мы были бы признательны, если вы их в первую очередь сообщите нам. Я уверен, вы меня понимаете.

Действительно уверен? И кто это «мы»? Инспектору сразу не понравился этот человек. Рукопожатие может о многом рассказать. Нельзя сказать, что Портеус пожимал руку вяло, или ладони у него были влажными. По мнению инспектора, оно было чересчур... театральным, подчеркнуто теплым и каким-то цепким. Давая инструкции капитану, Портеус выглядел чересчур привлекательно, и, хотя он был высоким и худым, с заостренным носом, в целом в его облике преобладала некая мягкость. Нежная кожа, мягкие темные волосы с сединой, мягкий, свободный костюм, скорее всего, шелковый мягкий вкрадчивый голос. И туалетная вода. Инспектор отступил немного назад. Его присутствие все равно было неуместно. Портеус говорил исключительно с капитаном:

— Это был, как я уже сказал, очень легкий инсульт... Его сознание оставалось спутанным в течение двух или трех дней, не мог читать, определить, который час, или вспомнить, что он только что сказал... Но он отчетливо понимал, в каком состоянии он находится, и это его очень пугало.

— Это действительно, должно быть, очень страшно, — сказал капитан.

Капитан сам был утонченным человеком, спокойным и серьезным. Хотя, конечно, не мягким. Скорее наоборот.

— Сейчас его состояние улучшилось, но опасения все же остаются.